Проснулся со свежей, ясной головой, в отличном настроении и долго валялся в постели, жмурясь от солнца, заглядывавшего в окно.
После обеда побрился, надел новый костюм и позвонил Кате. Подошла мать и сказала, что Катя сегодня утром уехала в дом отдыха. В какой, она не знает, где-то под Москвой, кажется, около Рузы — Катя собралась и уехала неожиданно.
— А мне она что-нибудь передавала?
— Нет, ничего не передавала.
— Когда она вернется?
— Через две недели.
Повесив трубку, Федор долго, в состоянии какого-то отупения осмысливал, что же произошло. Уехать на все каникулы, ничего не сказав, не пригласив приехать к ней, даже не оставив адреса, чтобы он мог хотя бы написать ей… Это было невероятным, так поступают с человеком, когда хотят порвать с ним. Неужели она решила сделать это? Но почему так неожиданно и таким грубым способом?
Он долго ходил по улицам, испытывая унизительное чувство обиды и возмущения. Может быть, какие-то неизвестные ему обстоятельства помешали ей сообщить об отъезде, успокаивал он себя. Ведь дозвониться в общежитие невозможно, а может быть, она и дозвонилась, но его там не было. Но тут же подумал: он сам никогда не поступил бы так, в крайнем случае попросил бы ребят из комнаты передать ей записку. В конце концов, он не будет видеть ее всего две недели. А потом они будут вместе, все пойдет по-прежнему.
Нет, прежние отношения уже невозможны.
А вдруг это в самом деле конец, разрыв?
Все его чувства взбунтовались против такого предположения. Представил свою будущую жизнь, в которой не будет Кати, и эта жизнь показалась унылой, безрадостной, лишенной всякого смысла и оправдания. Только одна Катя — единственный человек на земле — могла волновать его, заставить страдать или сделать счастливым, вызвать в нем переживания, которые и создают в человеке чувство полноты жизни.
Федор зашел в дымное, набитое шумной молодежью кафе, поужинал, выпил бутылку крепкого вина.
В доме отдыха Катя имеет, конечно, успех, веселится там без него и не вспоминает о нем. Наверное, она поехала туда не одна, а с каким-нибудь из многих своих так называемых друзей — вот почему она ничего не сказала Федору: чтобы он ненароком не приехал и не помешал ей развлекаться!
С чувством горечи и неприязни к Кате подумал: «Ну и пусть развлекается там хоть со всеми своими Стасиками, Феликсами, Гариками и другими подобными им подонками! Пусть не беспокоится, он ей не будет мешать! Отныне и навсегда!»
Схватил со стола металлическую пепельницу и в бешенстве свернул ее пальцами в трубку.
