Всюду жизнь | страница 58



Избушка была прибежищем рыбаков, тут находились весла, удилища, сети, разная рыбачья снасть.

Федор стал целовать мокрое лицо Светланы.

— Пусти! Я промокла до нитки! Лучше разожги печку! Теперь нам надо высушить одежду, — приказала Светлана. — Иди в тот угол и не оглядывайся, пока я не переоденусь.

Она сняла все верхнее, повесила на печку и осталась в одной рубашке. Легла на топчан и сказала:

— Теперь ты снимай все мокрое.

Дрожащими, непослушными руками Федор снял одежду, лег к Светлане на топчан и обнял ее…

…На крышу с шумом обрушивались потоки дождя, грохот громов сотрясал ветхое строение, то и дело разражались невидимые молнии, и тогда окно пылало мигающим светом, будто освещаемое вспышками орудий, но ничего этого Федор не замечал, окружающее исчезло, время остановилось, было только одно огромное, не вмещающееся в груди самозабвенное чувство ослепительной радости, ликования…

Они лежали на узком жестком топчане, он смотрел на ее прекрасное лицо, обрамленное разметанными по голубой куртке соломенно-желтыми волосами, целовал ее горячие, открытые в улыбке губы, глядел в ее теперь такие понятные и родные глаза и говорил:

— Светик, Светочка, Светланочка… Если бы ты знала, как я люблю тебя…

— Ты счастлив?

— Я самый счастливый человек на земле!

— Я тоже.

— Я даже не смел думать, что это произойдет.

— Почему?

— Считал тебя недоступной, боготворил тебя.

— А я оказалась самой обыкновенной женщиной, да?

— Нет, нет, ты необыкновенная, такой нет на всем свете!

— Ты не считаешь меня старухой? Ведь мне двадцать пять лет.

— Что ты! Когда я впервые увидел, я принял тебя за семнадцатилетнюю девушку!

…Оглядываясь в прошлое, Федор видит, что знойные, внезапно перемежающиеся стремительными, шумными ливнями и грозами дни того лета были порой полной, неистовой, языческой радости. В его сердце будто поселился жаворонок, и Федор постоянно, даже во сне слышал в себе его ликующую, солнечную, переливчатую песню. Потом он уже никогда не испытывал такого огромного, захватывающего все его существо чувства.

Они не расставались и ночью: он приходил в ее комнату в интернате. Он только теперь начинал понимать характер Светланы. Это была добрая, открытая, простая и в то же время мудрая, ясная и жизнерадостная женщина. От ее звонкого, детски беспечного голоса, дремотно-покорного взгляда веяло лаской, сердечным теплом. Около нее Федору было легко, спокойно, все его вопросы и заботы представлялись мелкими, не стоящими внимания, и он удивлялся, как мог придавать им значение. Он будто сбросил с плеч сомнения, неуверенность в себе, выпрямился и почувствовал себя сильным, смелым. Он впервые понял, какое это необыкновенное, поистине фантастическое чудо — жить, глядеть в глаза любимой женщине, или просто лежать в лесу на мягком зеленом мху и следить за облаками, несущимися в небе, и слушать шум сосен над головой, или идти по укрытой буйным цветением трав елани и видеть играющую всеми красками землю…