Может, это и странно, но лучше всего я помню другую часть этой истории – хотя многие видели, как та девушка кричала и плакала, когда траппер мчался с ней в лес через весь город, мужчины все равно заявили, что она отбивалась недостаточно рьяно, и наказали за это ее младшую сестру, выгнав ту в предместье и обрекши на участь проститутки. Но об этом никто никогда не говорит.
– Отпусти дочь. Ведь нынешний день для нее последний шанс погулять, – просит отец, делая вид, что окончательное решение будет принимать моя мать. – Она привыкла везде ходить в одиночку. К тому же мне хочется провести время с моей красавицей женой. Только ты и я.
По большому счету, мои отец и мать, похоже, все еще любят друг друга. Правда, в последнее время отец все больше и больше времени проводит в предместье, но ведь благодаря этому мне представилась какая – никакая свобода, за что я в общем-то должна быть благодарна.
Матушка улыбается, глядя на него.
– Ну, что ж, пожалуй, ее можно и отпустить… при условии, что Тирни не собирается тайком улизнуть в лес, чтобы встретиться там с Майклом Уэлком.
Я пытаюсь не подать виду, но во рту у меня внезапно пересыхает. А я-то и не подозревала, что она все знает.
Она одергивает корсаж моего платья, стараясь сделать так, чтобы оно сидело как надо.
– Завтра, когда Майкл подымет покрывало Кирстен Дженкинс, ты наконец поймешь, как глупо себя вела.
– Это совсем не… не поэтому… мы с ним просто друзья, – бормочу я.
Один уголок ее губ приподымается в подобии улыбки.
– Ну, раз уж ты все равно собираешься пройтись, то купи ягод на сегодняшний вечер.
Ей отлично известно, что я терпеть не могу ходить на рынок, особенно когда наступает День невест, день, когда девушки, которым предстоит год благодати, могут обрести жениха и весь округ Гарнер высыпает на улицы, но думаю, именно в этом-то и вся суть. Матушка хочет использовать представившуюся ей возможность на всю катушку.
Когда она снимает наперсток, чтобы достать монетку из своего замшевого кошеля, я снова замечаю, что у нее не хватает кончика большого пальца. Она никогда об этом не говорит, но я знаю – эта отметина осталась от года благодати. Она перехватывает мой взгляд и тут же снова надевает наперсток.
– Прости меня, – говорю я, глядя на половицы у моих ног. – Я куплю ягод. – Я готова согласиться на все, что угодно, лишь бы поскорее вырваться из комнаты для шитья.
Словно почувствовав, как отчаянно мне хочется убраться отсюда, отец чуть заметно кивает в сторону двери, и я опрометью бросаюсь к ней.
