– Охотно верю.
Буше метнула в него острый взгляд. Поняв, что он не подтрунивает, придвинула стул и села. Стул, кстати, она придвинула, словно перышко, похоже, под подушками жира силы в ней таились недюжинные. Она налила ему еще одну рюмку своего драгоценного коньяка, который держала, похоже, тоже на предмет умасливания.
– На первый взгляд три сотни вроде как приличные деньги. Но уходит-то у меня гораздо больше, не только на полицию. За квартиру плати, а она тут, понятное дело, гораздо дороже, белье, инструменты, которые мне тоже втридорога достаются, не то что врачам, комиссионные за клиентов, взятки, подарки, тут никого забывать нельзя, ни самих, ни их жен, ни в Новый год, ни на день рождения, – расходов тьма, дорогой мой. Иной раз почти и не остается ничего.
– Понимаю. Тут и возразить нечего.
– Тогда против чего вы возражаете?
– Против того, что произошло, допустим, с Люсьеной.
– А разве у врачей такого не случается? – выпалила слониха.
– Да, но совсем не так часто.
– Месье, – она выпрямилась, – я играю по-честному. Каждой, которая сюда приходит, я объясняю, что может произойти. Хоть бы одна ушла! Какой там! Они же меня умоляют! Плачут, волосы на себе рвут! С собой покончить грозят, ежели я им откажу. Видели бы вы, какие тут сцены разыгрываются. Вот на этом ковре они в ногах у меня валяются! Видите, вон на комоде внизу на уголке фанеровка отлетела? Это одна весьма состоятельная дама от отчаяния головой билась. Но я могу и другое показать. На кухне пятилитровая банка сливового джема стоит, это она же вчера мне прислала. Заметьте, исключительно в знак признательности, деньги-то она давно заплатила. Я вам вот что скажу, дорогой мой, – голос ее возвысился и зазвучал торжественно, – можете звать меня злодейкой, но другие… другие ангелом меня зовут и благодетельницей.
Она встала. Кимоно придавало ей вид почти величественный. В тот же миг, словно по команде, в клетке запела канарейка. Равич тоже поднялся. Он знал толк в мелодраме. Но ему ясно было и другое: Буше ничего на приукрасила и даже не переигрывает.
– Замечательно, – бросил он. – Я пойду. Но для Люсьены вы отнюдь не стали благодетельницей.
– Видели бы вы вашу Люсьену, когда она сюда пришла! И потом – чего ей еще надо? Она здорова, от ребенка избавилась – все, как она хотела. Да еще и за клинику платить не пришлось.
– Она больше не сможет иметь детей.
Слониха смешалась, но лишь на секунду.
– Тем лучше, – невозмутимо заметила она. – Ей же, сучке драной, легче.
