Встречавшие короля люди принялись кричать еще громче, когда стало понятно, что в процессии участвуют также плененные французские феодалы. Раздавались даже голоса, требующие их смерти, но это было исключено. Наши «гости поневоле» были мрачными, но ни о каком плохом обращении с ними речь не шла: им предстояло находиться в плену в очень комфортных условиях до тех пор, пока их любящие родственники не заплатят за них богатый выкуп. Им были сохранены их доспехи и оружие, а штандарты, которые тоже были с ними, развевались на ветру; они знали, что к ним будут относиться с уважением, как к достойным противникам. А в ответ на грубости из толпы некоторые из них даже умудрялись шутить.
Уилл счастливо заулыбался, отыскав меня глазами, когда я, как того требовал официальный этикет, вместе со всеми присела в глубоком реверансе перед спешившимся королем и его ближайшим окружением. Мой муж был чрезвычайно горд своим личным достижением, когда его посвятили в рыцари в блестящей компании принца Эдуарда вскоре после высадки английской армии у мыса Ла-Хог.
Чуть позади в процессии ехал сэр Томас Холланд, целый и невредимый, со своей серебристо-голубой геральдической эмблемой на груди и все такой же чарующе привлекательный. Он смотрел прямо перед собой, и на лице его витало странное выражение: как будто он обдумывал какой-то важный шаг и эта необходимость принять трудное решение лишала его всякого желания улыбаться. Но потом я подумала, что ошиблась, потому что, спрыгнув со своего коня с присущей ему изящной легкостью, которая так запомнилась мне, и пройдя в Большой зал, он был так же возбужден, как и все остальные рыцари, которые с чашей вина в руке обменивались первыми словами приветствия с их надолго покинутыми женами.
Я тайком следила за ним. На нем была все та же белая шелковая повязка, уже хорошо узнаваемая его врагами на поле битвы. Я никогда не видела его в полном боевом облачении, но могла представить себе, как он с мечом в руке, подгоняемый азартом битвы, лихо и отважно скачет на выстроившегося перед ним неприятеля. И все же меня удивило, что он до сих пор не снял свой шелк. Может быть, Томас считал, что по его завышенным стандартам он сражался недостаточно храбро, чтобы иметь право наконец снять его? Я вспомнила его шрамы, полученные в честном бою. Вспомнила испытанную нами сокрушительную нежность того эпизода в погребе, пропитанном запахами соленого мяса и рыбы. Вспомнила мучительное всепоглощающее желание, сжавшее тогда мне сердце. И то, как я его отвергла. Теперь мне придется сделать это еще раз.
