Виктории вдруг вспомнилась Марианна Сальватьерра. Как-то во время задушевной беседы та призналась, что с большим трудом находила общий язык с Марисабель, когда той было лет шестнадцать или семнадцать.
— Дети в этом возрасте такие упрямые, — со вздохом и улыбкой одновременно говорила Марианна. — Совершенно не желают слушать старших, обижаются по поводу и без повода и даже считают себя вправе судить собственных родителей. Как хорошо, что этот трудный возраст все же проходит.
Виктория почувствовала, что ей захотелось окунуться в уютную и проникнутую теплом обстановку, которую она всегда встречала в доме Марианны.
«Может быть, стоит посоветоваться с ней? — подумала Виктория. — Уж она меня поймет лучше, чем Умберто Герреро».
Увидев, что хозяйка куда-то собирается, в прихожей появилась Хеорхина.
— Сеньора, не надо так расстраиваться, — сказала служанка. — У молодого сеньора переходный возраст. Все еще изменится.
— Нет, Хеорхина, — покачала головой Виктория. — Если не взяться за него сейчас, потом будет уже поздно. Я все-таки решила настоять на своем.
Она решительно вышла из дома и попросила шофера отвезти ее к Сальватьерра.
* * *
Марианна немного удивилась появлению Виктории. Ведь виделись они совсем недавно. К тому же позвонил дон Бартоломео, который приехал к своей дочери в город, и сказал, что Гильермо Эрнандес, управляющий ранчо в Гуанахуато, которое принадлежало Марианне, тоже в Мехико, так что они вдвоем собирались зайти к Марианне и потолковать о том, как идут дела на ранчо.
— Да я ненадолго, — сказала Виктория. — Просто в доме, где я сейчас живу, — я имею в виду дом Умберто — мне совершенно не с кем поделиться.
Марианну встревожили такие слова. Шутка ли сказать о родном доме «дом, где я сейчас живу», как будто это какое-то временное пристанище. Да и вид у Виктории был совсем невеселый.
— Садись, дорогая, успокойся. — Марианна принесла фрукты и прохладительные напитки. — Или лучше кофе?
— Нет, ничего не надо, — покачала головой Виктория. — Я не хочу ни пить, ни есть, ради Бога, не беспокойтесь.
— Что же все-таки стряслось? — спросила Марианна. — Опять Умберто?
— Гораздо хуже, — грустно ответила Виктория. — Муж — что? С ним всегда можно развестись. А вот с сыном не разведешься.
— Лео? — удивилась Марианна. — Он же всегда был таким хорошим мальчиком.
— Я тоже так думала, — горько ответила Виктория и подробно пересказала Марианне то, что произошло между Лео и служанкой. — Понимаете, хуже всего были даже не сами слова, а то презрение, с которым он их произносил. Оказывается, мой сын не считает слуг за людей. Это так страшно, понимаете? Значит, тысячи простых мексиканцев — рабочие, которые трудятся на фабриках, крестьяне, которые обрабатывают землю, а заодно и мои братья и сестры, которые остались в Басконии, для него просто «рабочий скот». Они существуют только, чтобы угождать ему. Он царь, а они его рабы. И хуже всего, что эти мысли внушают ему Герреро.
