Стихи для Москвы | страница 14



а радости — от дней календаря
Вот он стоит — растерянный и кроткий,
у вечности на длинном поводке
с нелепой линией на маленькой руке
как школьник на трамвайной остановке.

Гиляровского 7

Вчера я зашла к стоматологу на консультацию, а он
вырвал мне зуб.
Светило солнце, мы с Варькой шли в котокафе.
Стоматологическая клиника была похожа на Лубянку.
У некоторых врачей, когда они видят меня,
загораются глаза. Я — типичное тело.
— Давайте удалим зуб мудрости, — сказал врач,
— Прямо сейчас?
— А что тянуть?
Мне хотелось есть. Хотелось на улицу. Хотелось домой.
Назавтра у меня было много пыльной работы по дому.
Обо всем этом я зачем-то сообщила врачу. Рассказ его
не тронул:
— Да бросьте! Давайте вырвем, раз уж вы пришли.
Там, наверное, пульпит.
Он надел синие перчатки и тщательно протер
их спиртом.
Зуб оказался похожим на меня. Почти здоровый.
С маленькой полоской кариеса, похожей на виноватую
улыбку. Я взяла его с собой.
Ничего не болело, но идти в котокафе уже не хотелось.
Есть тоже не хотелось.
Ничего не хотелось. Я положила зуб в карман
рюкзака.
Наверное, человек должен привыкать к смерти.
Эта мысль посетила меня на Гиляровского семь.
Но стоит ли привыкать быть жертвой?
Когда-нибудь я научусь говорить «нет».
Возможно, это изменит мое лицо
и даже тело
Я больше не буду выглядеть как растерянный
ребенок
Возможно, я буду не так обаятельна, как женщина
не умеющая говорить «нет»
но зато я буду собой.

Hit the road Jack

Помню,
как мама вернулась из Геленджика
загорелая, белозубая
в новом синем купальнике
с завышенными бедрами
Отец поставил пластинку
и она ходила по советскому паласу
туда-сюда
под песню Hit the road Jack,
а мы с отцом ничего не могли сказать
просто смотрели на нее
открыв рот
а она улыбалась нам снисходительно
как американская кинозвезда.
Потом по межгороду
нам долго звонил мужчина
Илья Михайлович
с которым они познакомились
в Геленджике
он всегда здоровался с отцом
и со мной
а потом часами пел ей что-то в трубку
у него был оперный баритон
и еще он вышивал гладью
так сказала, сияя, мама.
Потом пришла зима и перестройка
мама ходила в старом пальто
с вытертым воротником
отец уезжал по вечерам
у мамы началась экзема
отец уезжал
мама чесалась
я примерила купальник
пока никого не было дома.
Я была хреновой ветвью
женской эволюции.
Зато я умею
помнить все это
спустя тридцать лет
даже нитку на ковре
и как у отца блестели глаза.
Все остальное неважно
потому что музыка
в той комнате
до сих пор
играет.

Часть четвёртая

Отчёт о поездке в Ереван

Совсем не помню, чему меня учили на литературных курсах