Вей задал сыну несколько вопросов, касавшихся занятий. Лю учтиво ответил; так отвечал когда-то молодой Вей своим учителям в тени кипарисов священного города.
Где-то трещали новогодние хлопушки.
– Я очень недоволен своевольным поступком Фей, – сказал Вей. – Я удивляюсь, как ты позволил ей уехать…
– Дорогой отец, – ответил Лю. – Мы послали вам три письма, на которые вы ответили, что персики на Золотом острове в полном цвету и что умные дети не должны утруждать родителей пустыми заботами.
Вей не помнил писем детей и своего ответа, но, вероятно, все было так, как говорил сын.
– Если я предоставил вам решение ваших собственных дел, – это не значит, что вы должны были решать их необдуманно…
Лю вежливо молчал.
Вей с гордостью думал, какой у него воспитанный сын, а Лю хотелось скорей уйти в свою комнату к мыслям и книгам, бесконечно более близким и радостным, чем эта встреча с незнакомым и чуждым человеком, называвшимся его отцом.
В окне розовел закат.
Вей вспомнил, что сегодня он не записал ни одного изречения. Рука его потянулась к кисточке. Лю прошел в свою комнату.
Розовое тепло заката сияло и в его стеклах. На бледных переплетах книг появились неожиданные румянцы… Новый год подавал горячую, волнующую надежду…
XI
Стены небольшого салона с окнами, занавешенными пестрыми кретоновыми шторами, чуть-чуть вздрагивали. Далеко под полом слышался странный шум, похожий на жужжание мухи, попавшей в паутину.
Однако никто из людей, находившихся в комнате, не обнаруживал ни малейшей тревоги. Даже полная дама в белой пуховой кофте, занятая вязаньем, спокойно двигала костяным крючком, нанизывая все новые и новые петли.
Кожаные кресла поддерживали высокими спинками ленивые тела, не желавшие откликнуться на соблазнительные зовы гавайских гитар, щедро расточаемые электрическим граммофоном.
Только одна пара скользила по ковру. Две головы, одинаково коротко остриженные – черная и рыжеватая – как два маленьких столкнувшихся буя, покачивались на воздушных волнах. Два тела, одинаково мальчишески тонкие, делали пластические арабески. Пестрые пуловеры и мозаичные туфли без каблуков довершали сходство, и только короткая, узкая юбка на одних бедрах и широкие оксфордские панталоны на других позволяли угадывать в танцующих представителей разных полов.
– Мы уже у берегов вашей родины, Фей, – сказал рыжеволосый юноша, выделывая ногами замысловатые «па». – Вы волнуетесь?
– Я скорее огорчена, – ответила черноволосая партнерша, и ее миндалевидные глаза стали еще уже.
