— Значит, по сравнению с Наполеоном, вы бежали из Москвы с опозданием на сто двадцать лет?
Это приводит его в некоторое замешательство. Утратив свой апломб, он говорит несколько неуверенно:
— Вы не боитесь со мной разговаривать?
— Разве это опасно для жизни?
Почувствовав свой промах, доктор богословия разводит руками:
— Конечно, я не кусаюсь… Но слыхал, будто советским людям запрещено разговаривать с иностранцами.
— Железный занавес? Устаревшая песенка, которую теперь даже госдепартамент не поет!
Мой собеседник окончательно расстроен. Видно, ему очень хотелось бы подбросить пару антисоветских шпилек, но даже и он понял, что, эти шпильки тупы и крошатся под руками при первой же попытке пустить их в «дело». Ему ничего не остается, как вежливо попрощаться и пожелать нам счастливого полета.
Прощается он довольно сложно: сняв с головы рисовую панамку, проделывает ею в воздухе какие-то хитроумные выкрутасы.
Это была первая в моей жизни беседа с духовным лицом, если не считать бесед со старым пожарным Одесского драматического театра, который в свободное от службы время изучал «божественные науки» и потом, сдав экстерном экзамены, добился сана приходского попа.
В детстве вместе со своими товарищами по пионерскому отряду я распевал известную песню:
«Долой, долой монахов,
Раввинов и попов!..»
Мне приходилось в детстве встречать и раввинов. Они были одеты в черное, ходили важно, с чувством собственного достоинства и очень напоминали известные иллюстрации Альтмана к произведениям Шолом-Алейхема. Затем я увидел таких же в некоторых патриархальных кварталах Иерусалима. В Тель-Авиве, Хайфе и в других израильских городах духовные особы своей внешностью больше походили на «стильного» доктора Медалье.
Пока я был занят беседой со своим новым знакомым, подошла наша очередь. Из администраторского окошечка на меня взглянуло нежное создание, медно-пурпурные волосы которого были сбиты в прическу «мальчик без мамы».
— Советские туристы? — удивилось создание. — Разве они прилетают сегодня?
Объясняем, что мы уже прилетели и что фирма «Эр Франс» об этом была своевременно извещена.
Розыски нашей телеграммы продолжаются пятнадцать или двадцать минут. Наконец ее нашли.
— Действительно, прилетели! — неохотно соглашается с нами «мальчик без мамы». — Чего же вы еще хотите?
— Завтра мы полетим на вашем самолете в Тель-Авив. Но это будет только утром, а сейчас семь часов вечера…
На лице администратора видна напряженная работа мысли.
