Пациент был к ней предельно близко, она чувствовала его дыхание на своем лице, чувствовала, как его кровь льется ей на шею и грудь.
Его глаза горели пламенем, которое она не могла понять. Никто не мог. Виктор был в состоянии убить ее… Санитары замерли в нерешительности, понимая, что неосторожное движение с их стороны может стоить ей жизни.
Но вместо того, чтобы избавиться от нее, Виктор произнес:
— Уничтожьте нас всех. Сожгите это место дотла, никого не жалейте! Мы все уже прокляты, духи между небом и адом. Вы всех тут потревожили! Сожгите, пока не поздно!
Он поднял стекло чуть выше и демонстративно провел зазубренным краем по лицу Раисы.
Она вскрикнула, подавшись назад, а Виктора уже оттаскивали от нее, прижимали к полу.
— В камеру его! — велела она. — Накачать снотворным, потом только перевязывать руку!
Она хотела казаться им сильной после того, как они увидели ее поражение. Но внутри у нее все трепетало, и она чувствовала, как пульсирует кровь по прижатым к щеке пальцам. Наверняка понадобятся швы… Да еще и объясняться с Осташовым за этот инцидент придется, теперь уже ни о каких жалобах на него не может быть и речи, она сама допустила грубейшую ошибку!
Однако воспринимать слова Виктора всерьез Раиса не собиралась. Ее работа здесь должна была продолжиться.
Глава 4. Мысли в моей голове
Ланфен все время казалось, что он рядом. С одной стороны, у нее не было оснований считать, что Гробовщик заинтересуется этим делом. С другой — почему нет? Он всегда был поблизости, когда она участвовала в проекте! Он мог находиться где угодно, быть кем угодно…
А ведь она всерьез хотела сосредоточиться на деле. Она убедила себя, что ради этого и попросила Тронова взять ее в проект. Но вот она здесь, все возможности для расследования у нее в руках, однако она лишь ищет в толпе знакомое лицо.
Ее напарник ситуацию не упрощал. Со стороны Тронова было поистине мудрым решением назначить ее в команду с Германом Егорченко, потому что никто другой его бы просто не выдержал. Мужчина являл собой потрясающий сгусток снобизма и комплексов.
Он смотрел свысока на всех без исключения, потому что считал себя сверхчеловеком. Он верил идеям Ницше и частенько цитировал своего кумира. При этом женщины в его мире занимали особое место — где-то за плинтусом, по соседству с тараканами. Ланфен прекрасно знала подобный типаж: такие, как он, на сеансах психотерапии обычно винят во всем детские травмы в целом и свою мать в частности.
