— Эй, начальник, какой гексоген? — Рамаданов даже дернулся от избытка эмоций. — Я честный человек…
— То, что ты честный, расскажешь бабушке в кедах!
Неверов поставил Ходжу на ноги, подвел к вентиляционному коробу и прислонил к металлической поверхности. Отойдя шага на четыре, пристально посмотрел в глаза Рамаданову и внятно проговорил:
— Значит, слушай меня. Гексоген ты продал — это я знаю совершенно точно. У меня нет никакого желания тратить время на споры. Я даю тебе минуту на то, чтобы сказать мне все, а потом начинаю делать тебе больно. Понял?
Рамаданов облизал губы, помолчал пару секунд, а потом ответил:
— Кишка у тебя тонка, начальник. Потому что тебе потом по вашим же законам так навешают, что мама не поможет. Я никакого гексогена никому не продавал.
Клим вздохнул и уставился в пространство над головой пойманного преступника. Губы майора едва заметно шевелились, отсчитывая секунды.
В этот момент на крышу поднялись Гизмо и Вася Греков. В руках у Марголина была телескопическая дубинка, которую он восхищенно разглядывал.
— Клим, ты только посмотри. Вот по сути такое же самое изделие, как и у поляков, а насколько лучше! Сталь закаленная, обжата как надо, нигде не болтается… Черт, я хочу себе эту цацку!
— Да забирай, что с тобой поделать! — ответил Неверов, все так же глядя в пространство. — Можно поиграться?
— Запросто! — ответил Гизмо, отдавая майору дубинку.
Тот участливо посмотрел на Рамаданова и спросил:
— Ну что, ты мне расскажешь или все-таки будет по-плохому?
Ходжа усмехнулся и очень красочно расписал, куда может идти Клим Неверов. Марголин восхищенно охнул — загиб был таким, какого не от всякого русского услышишь!
— Я предупреждал, — вздохнул Клим. И изо всех сил врезал Рамаданову дубинкой по колену.
Тот заверещал, потерял равновесие и упал на бок. Визг перешел в завывание. Ходжа катался по грязной крыше, подтянув раненую ногу к животу. Неверов подумал, что, наверное, колено все-таки сломалось. Ну, это и к лучшему сейчас — надо, чтобы Рамаданову было как можно больней. Конечно, это жестоко, но жизни многих человек гораздо важнее, чем страдание одного преступника. Что бы на этот счет ни говорили разного рода правозащитники, они народ по большей части кабинетный, им и невдомек, как оно бывает в жизни.
— Ходжа, ты меня слышишь? — спросил Клим, присев на корточки около Рамаданова. Подождав немного, майор переспросил: — Ходжа, ты слышишь? А ну, подай знак, а то я тебя расшевелю.
