Решетников, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от цыгана, прыгнул вперед, и его кулак врезался между лопаток беглеца. Тот взвыл, полетел вперед головой и только чудом не надел себе на голову дорогой широкоформатный телевизор, стоявший на тумбочке у стены. Старший оперуполномоченный добавил Боженко еще и ногой по ребрам, а потом насел на него сверху, застегивая наручники на толстых волосатых запястьях.
Остальные четверо оперативников занимались подчисткой тылов за командиром. То есть раздавали плюхи направо и налево, укладывали мордой вниз встречного и поперечного, орали и грозили порвать любого, кто будет дергаться. Этот гвалт был отнюдь не лишним, потому что уже не раз и не два происходило такое, что буквально все, кто находился в досягаемости от улик, начинали их лихорадочно уничтожать — даже дети, которым, казалось бы, просто по возрасту не полагалось понимать, что и как.
Впрочем, на этот раз в квартире Боженко не ожидали подвоха, так что с укрытием улик ничего не вышло. Более того, костлявая жена цыгана, напоминающая Бабу-ягу в молодости, была опрокинута на пол прямо с обшарпанным полиэтиленовым пакетом в охапке. Боженко увидел это и заорал на супругу благим матом, мешая гортанные слова с русскими ругательствами. Цыганка что-то вопила в ответ, извиваясь под оперативником, который заламывал ей за спину руки, надевая наручники. Из угла комнаты бросился пацаненок лет восьми, напал на мента, как звереныш. Опер, практически не глядя, отмахнулся. Цыганенок врезался в шкаф, мебель содрогнулась, уронив на пол вазу, стоявшую на самом краю.
Решетников, поднявшись с пола, огляделся. Зрелище его глазам предстало сильное, хоть и привычное. Квартира, и без того не отличавшаяся чистотой, окончательно превратилась в бедлам. Парили на ковре мокрые осколки разбившегося чайника, россыпь какой-то подозрительной выпечки заняла немалую часть ковра, опрокинутый стол торчал вверх тремя ножками. В углу, как перепуганные индюки, скорчились трое цыган в возрасте от двадцати до тридцати лет. Старший оперуполномоченный презрительно фыркнул — вот стоит только шугануть эту шваль как следует, и всю их обычную наглость сдувает, как ветром.
— Мир вашему дому! — глумливо крикнул Решетников и вытер кровь со сбитой костяшки на правой кисти.
Астахов появился спустя минуту после окончания штурма. Одобрительно хмыкнув, пожал руку всем оперативникам и скомандовал:
— Принимайте их, и поехали в УБНОН. Будем оформлять.
