В то же самое время в добром десятке садиков заканчивались завтраки. И точно так же собирались в мусорные ведра и пакеты «золотинки» со следами шоколада на внутренней стороне. Кроме того, были еще магазины, школьные буфеты и столовые, просто буфеты… Несколько десятков тысяч сырков, произведенных этой ночью, попали на прилавки. Несколько десятков тысяч маленьких, внешне безобидных брикетиков в яркой хрустящей упаковке…
* * *
Смирнов закрыл за собой дверь квартиры, кое-как стянул ботинки, вошел в комнату и буквально упал на диван. Несколько минут он просто лежал лицом вниз, чувствуя запах пыльной материи, стирального порошка от покрывала и от него же — едва заметный запах пота. Голова напрочь отказывалась воспринимать творившееся вокруг, руки судорожно вцепились в подлокотник, дыхание мало-помалу становилось прерывистым. И причиной тому был липкий страх, который накатывал на Федора, как волны расплавленной смолы, сковывающие движения, напрочь лишающие возможности хоть как-то повлиять на события.
Смирнов попытался нормализовать дыхание. Сначала это не получалось — сердце колотилось, как у загнанного зайца, адреналин, казалось, должен был уже капать из ушей, и Федор был вынужден глухо и страшно зарычать. К счастью, этот звук был поглощен обивкой дивана. Но главное — после вопля ему стало реально немного легче.
Минут через пять он наконец-то смог повернуться на спину и глубоко вздохнуть. И вместе с глотком свежего воздуха вспыхнула в голове четкая и ясная мысль: ему осталось жить совсем немного. Счет идет в лучшем случае на дни, а в худшем — на часы.
— Вот попал! — покачал головой Смирнов. И тут, словно откат от приступа страха, на него напал смех. Он свалился с дивана на ковер, стал по нему кататься, хлопая себя руками по ляжкам и захлебываясь от пароксизмов хохота. И только маленькая часть его разума сохранила способность хоть как-то мыслить. Она ехидно спросила: «А не сошел ли ты с ума, дорогой?» И Смирнов честно ответил: «Тут сойдешь!»
Потом его все-таки отпустило по-настоящему. Насколько вообще может «отпустить» человека в такой ситуации. Смирнов сел, отдышался, осмотрелся. Понял, что где-то под ложечкой поселилось ощущение тяжести. И подумал, что теперь, пожалуй, он очень внятно представляет, каково было приговоренным к смерти доживать свои последние часы.
Он пошел в прихожую и взял из пакета флягу с остатками жидкости. Подбросил ее на руке — оставалось еще на донышке. Мучимый каким-то непонятным любопытством, Федор достал из кухонного шкафчика стакан, отвинтил поскрипывающую крышечку и вылил остатки жидкости в прозрачную емкость.
