Теперь перейдемте ко второй части.
Часть II (игривая).
Как просто, после «нежной части», требующей всей тонкости душевных поворотов, написать «часть игривую», нуждающуюся не столько в душевной тонкости, сколько в изощрённейшем уме и гибкости мысли. Воздерживаясь от красивых фраз, с длинными периодами, по причине своего несчастного косноязычия, прямо обращаю своё внимание на Вас и тут же восклицаю: «О, как Вы прекрасны, Клавдия Васильевна!»
Помоги мне Бог досказать следующую фразу до конца и не застрять посередине. Итак, перекрестясь, начинаю: Дорогая Клавдия Васильевна, я рад, что Вы уехали в Москву, ибо останься Вы здесь (короче!), я бы в короткий срок забыл (еще короче!), я бы влюбился в Вас и забыл бы всё вокруг! (Досказал).
Пользуясь полной удачей и не желая портить впечатления, оставленного второй частью, быстро перехожу на часть третию.
Часть III (как ей и пологается быть – деловая).
Дорогая Клавдия Васильевна, скорей напишите мне как Вы устроились в Москве. Очень соскучился по Вас. Страшно подумать, что постепенно человек ко всему привыкает, или, вернее, забывает то, о чем тосковал когда то. Нодругой раз бывает достаточно легкого напоминания, и все желания вспыхивают вновь, если они когда-то, хоть одно мгновение, были настоящими. Я не верю в переписку между знакомыми людьми, скорей и лучше могут переписываться люди незнакомые друг с другом, а потому я не прошу Вас о письмах написанных по «правилам и форме». Но, если Вы будите, время отвремяни, присылать мне кусочек бумажки с Вашим имянем, я буду Вам очень благодарен. Конечно, если Вы пришлете мне письмо, я буду так же тронут весьма.
У Шварцев Литейных я еще не был; Но, когда (Зуду, передам им все, о чем Вы меня просили.
Жизнь-то! Жизнь-то как вздорожала! Лук парей на рынке стоит уж не 30, а 35 или даже все 40 копеек!
Даниил Хармс
Ленинград Надеждинская 11 кв. 8.
<Ленинград>. 5 октября 1933 г.
Дорогая Клавдия Васильевна, больше всего на свете хочу видеть Вас. Вы покорили меня. Я Вам очень благодарен за Ваше письмо. Я очень много о Вас думаю. И мне опять кажется, что Вы напрасно перебрались в Москву. Я очень люблю театр, но, к сожалению, сейчас театра нет. Время театра, больших поэм и прекрасной архитектуры кончилось сто лет тому назад. Не обольщайте себя надеждой, что Хлебников написал большие поэмы, а Мейерхольд – это всё же театр.
Хлебников, лучше всех остальных поэтов второй половины XIX и первой четверти XX века, но его поэмы, это только длинные стихотворения; а Мейерхольд не сделал ничего.
