Ленинград. <Середина 1930-х г.>
Алиса Ивановна,
извините, что обращаюсь к Вам, но я проделал всё чтобы избежать этого, а именно в течении года почти ежедневно обходил многих букинистов. Отсюда Вы сами поймёте как мне необходима книга Meyrink «Der Golem» которую я когдато дал Вашему брату.
Если эта книга ещё цела, то очень прошу Вас найти способ передать её мне. Предлогаю сделать это при помощи почты. Ещё раз извините обстоятельства, которые заставили меня обратиться к Вам.
Мой адрес: Ул. Маяковского 11 кв. 8
Даниил Иванович Хармс.
Среда, 20 сентября, 1933 года, Петербург.
Дорогая Клавдия Васильевна, оказалось не так просто написать Вам обещанное письмо. Ну в чём я разоблачу себя? И откуда взять мне обещанное красноречие? Поэтому я просто отказываюсь от обещанного письма и пишу Вам просто письмо от всей души и по доброй воле. Пусть первая часть письма будет нежной, вторая – игривой, а третья – деловой. Может быть, некоторая доля обещанного и войдёт в это произведение, но, во всяком случае, я специально заботиться об этом не буду. Единственное, что я выполню точно, это опущу письмо в почтовую кружку 21-го сентября 1933 года.
Часть I (нежная).
Милая Клавдия Васильевна, эта часть письма должна быть нежной. Это и нетрудно сделать, ибо по истине моё отношение к Вам достигло нежности просто удивительной. Достаточно мне написать всё, что взбредёт в голову, но думая, только о Вас (а это тоже не требует усилий, ибо думаю я о Вас всё время), и письмо само собой получится нежнейшее.
Не знаю сам как это вышло, но только, в один прекрасный день, получилось вдруг, что Вы – это уже не Вы, но не то чтобы Вы стали частью меня, или я – частью Вас, или мы оба – частью того, что раньше было частью меня самого, если бы я не был сам той частицей, которая, в свою очередь была частью… Простите, мысль довольна сложная, и, оказалось, что я в ней запутался.
В общем, Клавдия Васильевна, поверьте мне только в одном, что никогда не имел я друга и даже не думал об этом, считая, что та часть (опять эта часть!) меня самого, которая ищет себе друга, может смотреть на оставшуюся часть, как на существо, способное наилучшим образом воплотить в себе идею дружбы и той откровенности, той искренности, того самоотверживания, т. е. отверженья (чувствую, что опять хватил далеко и опять начинаю запутываться), того трогательного обмена самых сокровенных мыслей и чувств, способного растрогать… Нет, опять запутался. Лучше в двух словах скажу Вам всё: Я бесконечно нежно отношусь к Вам, Клавдия Васильевна!
