Осенью меня – сироту семилетнего – тетя Саша повела в церковную школу при Слудской церкви.
Усадили за парту, – эта штука очень понравилась устройством и тем, что от нее пахло свежей краской, и вообще удивил особенный школьный воздух.
Во время молебна оглядывал стены: всюду картины ветхого и нового завета, а на передней стене – царские портреты.
После молебна, когда приложились ко кресту и каждого окропили святой водой, священник рассказал, что надо начинать учиться, что надо молиться богу за царя, за отечество, за родителей и всех их очень слушать, повиноваться, бояться.
Подумал: у меня же нет родителей.
Нам каждому «батюшко» выдал по сухой просфоре, мы поцеловали ему руки и нас отпустили домой.
На следующий день нас выучили четырем буквам: Аз, Буки, Веди, Глаголь.
Сначала не понимал – почему Веди да Аз получается ва, а по-моему выходило – ведиаз.
И что это такое «ведиаз» – не разумел.
В дальнейшем стал разбираться лучше, но веселили слова: Зело, Паки, Мыслете, Буки.
Мыслете да Аз, Мыслете да Аз – получалась мама.
Вот это – штука.
Очень удивительно!
Тем более, что мы начали учиться по-славянски и первой нашей книгой был «часослов».
Мы учили наизусть молитвы и потом их все пели, и учили закон божий, и писать, считать.
По воскресеньям и в праздники нас водили в церковь, мы соблюдали посты.
Играть, шалить в церковной ограде, во время перемены, не давали.
Шалунов, ротозеев в школе ставили в угол, лицом к стене, оставляли «без обеда», т. е. задерживали ученика на 2–3 часа.
Дома ругали, теребили за уши, за волосы, если тетю Сашу вызывали в школу и говорили ей о моем нерадении к закону божию.
Церковная жизнь мне не нравилась.
Школа сразу опротивела.
Стало смертельно-скучно учиться при церкви и петь молитвы.
Через два года меня определили в другую, городскую школу, что находилась на базаре.
Там было интереснее: больше ребят, больше книг, больше шалостей, а сторож Николай, унтер-офицер, обучал гимнастике.
Из школьных окон было видно, как торгуют на, базаре, как ловят жуликов, как бегает городовой и свистит.
Но и здесь, в городской, ставили в угол, давали по морде, драли за уши, оставляли без обеда и часто пели: «боже царя храни», и еще «спаси, господи, люди твоя».
Учителя – сплошь сердитые – того и гляди загрызут, как цепные собаки, за любую маленькую провинность или неуспешность.
В школу ходить страшно: душа замирает от испуга, когда урок начинается – вдруг да спросят такое, чего е знаешь.
