Ничего не вышло.
В книжном магазине приклеил объявление: приезжий репетитор ищет уроков.
В музыкальном магазине вывесил записку: учу играть на русской гармошке.
Вышло.
Получил два урока по русскому языку.
И получил третий урок – учить сына капитана торгового парохода играть на гармошке.
После актерской голодовки ожил, повеселел, поправился и даже прифрантился.
И так широко разошелся, что на четырех страницах писчей бумаги написал Наташе любовное, неземное письмо, полное земных желаний познакомиться ближе.
Однако ничего Наташа не ответила и с испуга неделю не выходила из дома.
Эту неделю я не спал: бродил по ночам около ее «дворца сокровищ» и горько раскаивался в своем письменном порыве.
Понял: разве актер Васильковский мог рассчитывать на знакомство с благородной девушкой?
О, фантазер в рыжем пальто!
О, влюбленный в испанской черной шляпе!
Неизвестный из оперы бытия.
Белобрысый юноша с Камы, кудрявый обитатель с буксирной пристани – кому я нужен, чорт возьми, и зачем лезу во «дворец сокровищ», когда любой мичман на приморском бульваре в тысячу раз ценнее меня, неведомого бродяги, в глазах этого высшего общества!
Все понял.
И перестал писать повесть о любви – не позволила гордость, ибо не считал себя хуже мичмана.
И теперь, когда встречал Наташу – горел со стыда, закусывал губы от обиды, держался дальше в тени тоски и все-таки любил.
Не ждал ответа, но любил.
Зря. Напрасно.
Из напрасности выручило неожиданное обстоятельство: капитан торгового парохода, сына которого учил играть на гармонике, предложил вместе с его сыном – и с гармошкой – прокатиться на рейс в Турцию – в Трапезунд и Константинополь.
Я заревел от радости: вот как повезло!
Тяжкий груз безнадежной любви уплыл на корабле к босфорским берегам.
И когда оставили севастопольскую гавань, я с капитанского мостика долго смотрел в ту загадочную сторону, где – жила недосягаемая, неприступная как звезда Наташа.
Прощай любовь.
Жизнь ведет за руку к иным берегам, и я чувствую крепкое тепло этой руки.
Что желать лучшего?
Когда вошли в Босфорский пролив и потом остановились в Константинополе-Стамбуле, жизнь развернулась легендой: все сказки померкли перед действительностью – таким в утреннем блеске предстал Стамбул.
Гавань Золотой Рог с множеством пароходов разных флагов мира, сиянье полумесяцев неисчислимых мечетей, гул корабельной верфи, мраморное море, пестрота громадных зданий европейских и азиатских, знаменитая Ая-София, мечеть Солимана, султанские дворцы, яркоцветные базары, людское движенье, кровь турецких фесок, смесь иностранцев, роскошные магазины, ковры, шелк, – вот что увидели мои восторженные глаза и услышали напряженные уши.
