Когда о. Гервасий вступил в управление монастырём, далеко не все постройки были закончены, и в хлопотах чисто хозяйственных новый игумен словно искал поддержки для первых годов одинокого и трудного житья.
А между тем, под внешностью строгого строителя у игумена было и сердце, даже пламенное, и высокие мечты, и непреклонная правдивость, которых он не открывал из горделивой стыдливости, чтобы не быть непонятым, или чтобы его чувства не подвергались неправильному толкованию. И вместе с тем трудно было ему, несмотря на добровольное, так сказать, одиночество, всё это держать в себе неразделённым и не оценённым. Поэтому он был обрадован, когда в их монастырь пришёл Гриша Плотников, сын сибирского купца. Неизвестно, что привело к монашеской жизни почти ещё не начавшего жить молодого человека, но о. Гервасий почувствовал в нём редкое горение и настоящую устремлённость, потому сразу отметил его между послушниками, взял под непосредственное своё руководительство и как-то перестал быть таким одиноким, как прежде. Всё лучшее, что заключается в словах «учитель» и «ученик», – всё было в отношениях о. Гервасия и Гриши. Последний привязался к своему игумену со всею силою мечтательного сердца, тем более, что видел, как мало оценён этот правдолюбивый, редкий, по его мнению, человек. Ведь, если знаешь, что только тебе, тебе одному открыты сокровища большой и одинокой души, то вместе с досадою на слепоту окружающих, всегда есть и радость, что тебе известно неизвестное другим.
II.
За неделю до Успения, а то и с самого первого Спаса, в монастыре, несмотря на его отдалённость, начинали появляться богомольцы, чтобы отговеть и встретить храмовой праздник.
Короткое, буйное, почти сибирское лето уже сломило свой жар, но дни ещё тёплые и погожи, появляется первая отчётливость, вестница скорой, не за горами, осени, ягоды ещё не прошли, налились яблоки, грибы из бора выперли на самую опушку, – спожимки-лакомка! Хорошо идти по дороге: ноги будто сами летят на далёкий впереди звон!..
О. Гервасий в этот вечер не пошёл в церковь, а у себя в келье читал повечерие, – нездоровилось что-то. В двери постучались. Игумен, не отвечая на стук, не переставал читать. Очевидно, за дверью поняли, потому что стук повторился уже минут через десять, когда о. Гервасий, отложив книгу, смотрел в окно на расходившихся из церкви богомольцев. Чувство слегка горделивого довольства, что вот его энергией, его трудами монастырь крепко и благополучно стоит, прошло в сердце о. Гервасия.
