– Стрекача-то, брат, дашь>19, а сцапают – насидишься в единичном>20, – продолжал свое мастер.
– Как в единичном?
– А так, очень просто, за эту самую несостоятельность-то посадят голубчика, изволь-ка там крысам хвосты лизать, да считать тараканьи шкурки.
– Тараканьи шкурки? – переспросил Костя, и тревога охватила его душу, он выпустил рукав мастера, да во всю прыть пустился за Христиной Федоровной.
Порол горячку, а она все далеко: плывет, не остановится.
Больно стукнулся Костя, поднялся, опять зажарил во все лопатки.
– Христина Федоровна! Христина Федоровна! – надсаживался Костя во всю глотку.
Христина Федоровна оглянулась, вспыхнула – глаза так и обняли, и вмиг погасли.
– Где Сережа? – закричал нечеловечьим голосом Костя.
И ответа не было.
– Где Сережа! – беленился Костя.
– Не твое дело, молчи! – обрезала.
Костя окрысился, засопел. Шмыгал злой сзади. Держал встревоженную женщину будто на веревочке.
Оплеталась эта веревочка вкруг ее сердца, с каждым шагом узелок затягивался. Рвалось сердце, а высвободиться не имело сил.
– Худо живется, – забормотал Костя, – лягу спать, не спится, залезняк>21 ходит.
– Ты бы лучше расстегнутый не шлялся и читать тебе вредно, понимаешь?
– Сам с собой разговариваю, и все пробуждает. А как правильнее: пробуждает или разбужает?
– Достукаешься ты, и так худорба>22! – Христина Федоровна одно в мыслях держала: когда-то, наконец, этот идиот отвяжется? так Костя насолил ей.
– А угадайте, кого я сегодня встретил? – брякнул Костя.
Нервно повела плечами.
– Господина Нелидова! заходил я в аптеку за роскошной мазью, выхожу, а он и стоит.
И Христине Федоровне захотелось вдруг видеть этого человека теперь же, немедля: он сумеет сделать, он спасет их.
– Большое, говорит, случилось несчастье.
– Что?
– Большое, говорит, случилось несчастье… Христина Федоровна, где Сережа?
Но она рванулась… не оборачиваясь, пошла ходко, быстро-быстро.
– Хо-хо! – пустил ей Костя вдогонку.
Шел Костя важно, удивлялся себе – своей силе. Захочет, и все его забоятся, ходить за ними будут, просить его милости, а он всех в единичное запрячет. Пускай тараканьи шкурки считают.
Держал он в руке ключи, как скипетр, кланялся кому-то, улыбался.
Так подошел он к дому, перелез через забор в палисадник, тихонько пробрался к окошку.
У окна за столом сидела другая младшая его сестра Катя; гимназистка, сжимая виски, долбила уроки.
Задумал Костя отпалить штуку: стукнул в окно и спрятался.
Отвела Катя глаза от книги, забеспокоилась.
