Сибирь приветствовала свои жертвы звоном железа.
Полковник Лобанов торопливо отвернулся от саней.
— Стража! — крикнул он на всю станционную площадь. — Будите заключенных! Алеша?
— Да, ваше благородие? — мрачный смотритель сложился почти вдвое.
— Можно на время запереть женщин?
— А чегой-то нельзя, ваше благородие? Еще как можно-с! Это мы запросто!
— Тогда поторапливайся! Запри их.
Алексей резво бросился запирать все двери станционные. Пермяки взялись за уздцы и завели сани в сарай. Холодное зимнее солнце равнодушно следило за творящимся на земле.
Лобанов поджал губы. «Скоро Рождество Христово, — подумал он. — А потом как доберемся до Урала, они к оковам уже подпривыкнут».
Ему было по-собачьи тоскливо, хоть в голос вой.
Из флигеля, где содержались осужденные, послышались громкие крики раздаваемых команд. Конвой кричал:
— Быстрее! А ну, быстрее! Пошевеливайтесь, сучий потрох!
Появились каторжане. У Лобанова на мгновение обмерло от боли за них сердце, когда он увидел их, в заношенных робах, с попонами на плечах, невыспавшихся, грубо вырванных из сострадательного забытья такой короткой ночи, гонимых, словно стадо на бойню.
Пермяки в сарае испуганно жались к саням. Пока что железа были прикрыты дерюгой, но генерал Муравьев внезапно почуял недоброе, крикнул отчаянно:
— Братцы, они еще какую-то пакость над нами удумали! Вы только гляньте на те рожи разбойные!
— Мы всего лишь честные ремесленники, свое дело знаем, — обиженно отозвался один из пермяков. — Наша ли вина, что вас в Сибирь погнали? Нам за работу платят, человеку деньги нужны, чтобы жить.
Заключенных согнали в сарай, ворота закрыли. Полковник Лобанов поставил у сарая группу вооруженных до зубов солдат.
— У меня для вас сообщение, господа! — крикнул Лобанов, устраиваясь на облучке первых саней. Нестерпимо болела нога. — Мы почти добрались до Урала. За ним начнется Сибирь.
— Урок географии тоже входит в наше наказание? — хмыкнул кто-то из декабристов.
Полковник Лобанов вздохнул. Он глянул на Трубецкого и Муравьева, стоявших в первом ряду, и внезапно почувствовал, как сжимается горло от болезненного спазма.
Полковник махнул головой пермским кузнецам, и те сдернули дерюгу со своего товара. В слабом свете блеснули новехонькие кандалы.
На мгновение в сарае воцарилась мертвая тишина. У заключенных перехватило дыхание, солдаты покрепче сжали приклады ружей.
Вот оно, сейчас раздадутся крики ужаса. Сейчас полетят в небо к Богу проклятия, стоны, плач людской.
