— Мы обязательно свидимся! — гордо вскинулась княгиня Трубецкая. — Даже если не здесь, то в вечности уж наверняка.
Она намертво вцепилась в чугунную решетку, изо всех сил стараясь не разрыдаться в голос. Сигнал трубы возвестил о конце свидания. Больше у них не осталось ни одной минутки лишней.
— Возвращайся к отцу! — выкрикнул Борис. Солдат ухватил его за плечи, оттаскивая от забора. — Я люблю тебя, Ниночка, я люблю тебя! Будь счастлива…
— Только с тобой… — отозвалась она. Затрясла в отчаянии ограду и зарыдала беззвучно. — Только с тобой! Я всегда буду рядом. Я молюсь за тебя, слышишь?! Мужайся, Боренька, мужайся! Я с тобой!
— Отвести заключенных в камеры! — закричал капитан. — Сударыни, ступайте по домам.
Молоденький трубач, только что давший сигнал прощания, вновь поднес трубу к губам. Мужчины ругались не по чину, женщины плакали в голос — в крепости царил адский шум.
Князь Трубецкой в последний раз кинул взгляд на жену. Во взгляде читалось неприкрытое ничем страдание и осознание поражения.
— Я хотел лишь добра, — повторил он.
— Я знаю, любимый, — отозвалась княгиня. — Но в России никогда не поймешь, что есть зло, а что — добро.
Солдаты вытеснили узников со двора. Вторая группа караульных окружила плачущих женщин. Ниночка оглянулась в последний раз, приподнимаясь на цыпочки и выглядывая Бориса.
Высокого, стройного конногвардейца четверо солдат тащили к дверям каземата. Он тоже все оглядывался, искал глазами Ниночку. Хотя бы разок еще увидеть милое лицо, а потом уж уйти окончательно.
Подле собора ждал генерал Луков. Женщины уже слегка поуспокоились, растерли снегом заплаканные лица и теперь приближались к нему с высоко поднятыми головами. Впереди всех, как обычно, шла княгиня Трубецкая. За ней — Нина Павловна Кошина, закутанная в длинную песцовую шубку.
Луков приветствовал их по-военному сухо.
— Вот и все, что я мог сделать для вас, сударыни, — сказал он. — Царь добр. Я прошу вас покинуть крепость. Если вы и впредь будете манифестировать у ворот, указом царя велено применить силу и поступить бесчестно.
— Вот и пусть велит расстрелять нас, — огрызнулась княгиня Трубецкая. — Чай, у него картечи много.
— Расстреливать вас было бы глупо, мадам, — генерал Луков взглянул на толпу женщин. Снег укутывал их белым саваном. — При дворе говорят, что вам дозволят видеться с заключенными все дни, что будет идти суд. Если прогневаете царя, вряд ли такое чудо случится.
— Идемте, сестренки, — княгиня Трубецкая повернулась к пустым конюшням, где они обитали на матрасах под старыми одеялами. — Мы видели наших мужей и теперь знаем, что нам делать.
