Я снова допустила ту же ошибку. Я хотела узнать о нем все, начиная с семьи. Он никогда не говорил плохо о жене, это сразу меня расположило. Уже на первой прогулке он назвал ее имя, облегчив наш разговор; мне было куда менее неприятно говорить о Карин, чем о его жене, и обоих своих сыновей – четырнадцати и восьми лет – он тоже представил по именам. Он даже показал мне фотографию, словно хотел ею отгородиться, как католики осеняют себя крестом, если встречают дьявола или ведьму. Я не знала, следует ли мне рассматривать снимок, но он вложил мне его прямо в руку, и я послушно уставилась на изображение. Двое детей с прямыми светлыми волосами средней длины, в ярких полосатых джемперах; они выглядели безобидно и немного удрученно; на заднем фоне виднелся голубой бархат. Их мать и его жена стояла за детьми, положив каждому на плечо руку; у нее были такие же прямые светлые волосы, широкое, немного угловатое лицо, и она смотрела в объектив фотоаппарата с энергичным, довольным видом. Давно ли сделано фото, поинтересовалась я, чтобы спросить хоть что-нибудь, и он ответил: года два назад. Ночью я раздумывала, почему он выразился так невнятно – хотел ли меня поберечь или действительно мог не помнить, ведь такие фотографии обычно получают в подарок в честь какой-нибудь даты, на день рождения, Рождество или окончание учебного года. Лицо Карин мне почти не запомнилось; она выглядела как хорошая мать и бережливая хозяйка – на работе таких называют дельными сотрудниками; не робкие, но и не слишком притязательные. В юности она наверняка была очень симпатичной девушкой, с густыми волосами и курносым носом, ясными голубыми глазами и тем розоватым цветом лица, что так часто бывает у блондинок; теперь же она казалась тяжеловатой, не толстой, но и не грациозной; не сносит на своем пути предметов, но на эскалаторе таких предпочитают обходить, чтобы не стоять за широкой спиной и не ждать, когда она сделает шаг.
Он даже рассказал, как они познакомились; на лыжном курорте в Австрии, где оказались в одном отеле; она отдыхала с родителями, а он тогда еще работал в администрации Ф. и приехал в отпуск с коллегой. Вечером она пришла одна в бар; они выпили по бокальчику и выяснили, что у них есть общие знакомые в Ф., где она изучала коммерцию. Ее родители вели себя довольно сдержанно, но, казалось, ничего не имели против; он говорил о тесте даже с каким-то восхищением: этот человек смог самостоятельно подняться на ноги после войны и при этом был очень общительным, прекрасно играл в карты и любил выпить. Его маленькая пекарня разрослась до обширной сети с четырнадцатью филиалами, но вплоть до апоплексического удара он продолжал работать в самом первом магазинчике, потому что был привязан к нему и чувствовал себя там лучше всего. А теперь дело унаследовала Карин и прекрасно им управляет… Я не знала, что ответить; хвалить деловую хватку Карин казалось глупым, но и критиковать ее не хотелось, и к тому же меня не покидало чувство, что история была не совсем правдивой. Уже потом, совершенно случайно, истина выплыла наружу: когда они поженились, она уже была беременна, но он преподнес этот факт, будто он совершенно ничего не значил, они и без того бы обязательно поженились, и Томас лишь ускорил события. Я знаю по историям своих подруг, что иногда человек искренне в такое верит; в конце концов, я вышла за Эрнста из похожих побуждений – нужно было найти хоть кого-нибудь, в конечном счете неважно кого. Мы все хотели домик с садом и детей, и ездить в Испанию, и мирно стареть, и если человек не совершал грубой ошибки, он вполне мог стать счастливым – а разве можно грубо ошибиться в том, кто родился в твоем городе, кого ты давно знаешь, ведь у его родителей магазинчик за углом, или они стригли твоего дедушку, или сидят за окошком сберегательной кассы. Только у нас ничего не вышло.
