Одно объяснялось весьма скромным служебным или общественным положением какой-то части наших нелегальных сотрудников с вытекающими отсюда ограниченными возможностями для их работы. Другое – обилием наших друзей из числа самого простого трудового люда без малейшей профессиональной разведывательной подготовки, старавшихся нас насторожить, о чем-то предупредить. А разве мало интересного можно было услышать от словоохотливых туристов, вездесущих и «всезнающих» газетчиков, от неосторожных на слова служащих, в том числе военных и полицейских?
Было и третье объяснение, причем очень серьезное. Это дезинформация, преднамеренное распускание определенными высшими инстанциями вражеского лагеря нужных им слухов, по возможности хорошо продуманных и спланированных.
Нагромождение всех и всяких данных шло не из одной какой-то страны или из двух-трех, а со всех концов земного шара, из всех или почти изо всех государств мира. Хорошо помню, насколько трудной, ответственной, а порой и острой была наша задача по оценке поступающих данных, по отсеву не заслуживающего внимания, по отбору заслуживающего внимания и по указанию на то, что является достоверным, что требует дополнительной проверки, а что является дезинформацией. Причем эта квалификационная работа была необходима и для указаний «вниз», и для докладов «вверх». В очень многих случаях вопросы этого рода не могли решить ни работники информации, ни работники агентурных отделов, ни те и другие вместе. Требовалось прямое участие, а часто и решение самого начальника Разведупра сразу же или после совместного обсуждения с работниками соответствующих отделов и с кем-то из заместителей, чаще всего с И. И. Ильичевым и А. П. Панфиловым, а также с К. С. Колгановым.
Казалось бы, чего проще – разослать в высшие политические и военные инстанции телеграфные донесения из-за границы. Но они поступали ежедневно во множестве, и совесть говорила: нельзя же загромождать, отбирай действительно важное для конкретной инстанции. Когда же возникала мысль «послать – не послать», мы говорили себе: лучше послать. Пожалуй, такие мысли чаще всего возникали о данных внешнеполитического, точнее, дипломатического характера. При этом думалось: наверно, это уже известно без нас (по линии Наркомата иностранных дел). И тем не менее я не помню случая, когда бы нам «сверху» сказали: «Это не надо», или «Такой материал не присылайте», или «Это уже известно».
По периоду своей работы в РУ не помню ни одного случая, когда бы наше донесение подвергалось критике, опротестованию, а тем более отмене со стороны инстанций, которым Разведупр подчинялся и которые обязаны были им руководить, или со стороны командующих, штабов и военных советов округов и фронтов.
