К. С. Станиславский «Работа актёра над собой».
«В течение всей жизни»! Ну да, никто не обещал, что будет легко.
Кажется, вроде, зачем так глубоко копать? Но ведь на глубине и находится самое важное.
Вот велосипедист – он сел и поехал. Он не думает, что у него при этом работает сразу два-три десятка мышц, вестибулярный аппарат и прочее и прочее. Автоматизм! Так же и мы перед микрофоном должны достичь этого автоматизма в исполнении, чтобы все работало одновременно, как оркестр: дыхание, дикция, артикуляция, интонация, умение держать перспективу через интонационные запятые и двоеточия, темпоритм повествования, постоянно держать в голове характер персонажа и так далее. 99 % усилий – на работу с материалом (творческие задачи!), и лишь 1 % – на контроль за этой работой (задачи технологические!). Вот до такой степени автоматизма желательно дойти.
Итак, мы проанализировали произведение, разложили все по полочкам. И теперь важный вопрос: а от кого идет авторский текст? Автор – тоже персонаж. Кто-то все-таки присутствует внутри этой истории и каким-то образом транслирует нам всю эту цепь событий. Вот здесь как раз начинается самая активная фаза работы со своим внутренним режиссером.
Для примера возьмем роман, который знают все – «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова.
Первый вопрос. Кто это рассказывает?
Я для ответа на такой вопрос, как правило, заглядываю в конец произведения. Чем все кончается? Всегда надо следить за тем, кто последним исчезает из истории. Чаще всего это и есть авторская подсказка: автор в последнюю очередь расстается с рассказчиком. В предлагаемом нами примере, «Мастер и Маргарита», мы помним, что это Иван Бездомный. В эпилоге романа он уже сотрудник института истории и философии, профессор Иван Николаевич Понырев, который каждый раз после укола успокоительного лекарства видит сон о лунной дороге, по которой уходят Иешуа и Понтий Пилат. Рассказчик в лице Бездомного, который по прошествии времени поведал нам обо всех этих людях, очень органичен.
Впрочем, не будем столь категоричны. Бездомный не единственный возможный рассказчик этой истории. В «московских главах» он, действительно, подходит нам «на все сто!», как он сам любит говорить, но, скажем, в «ершалаимских главах» это вполне может быть и Мастер, хотя первую главу о Понтии Пилате начинает цитировать Воланд. Конечно, взятый нами в качестве примера роман, в котором спрятан еще и второй роман, весьма сложен. Амбивалентность этой истории не позволяет ответить на вопрос о личности рассказчика однозначно. Тем не менее, ясно, что если рассказывать эту историю от лица других персонажей (Коровьева, Бегемота или, скажем, Маргариты), то это будет звучать нелепо. Версия «рассказчик-Бог», тоже имеет место быть: неплохая творческая задача – выявить отношение такого рассказчика к персонажам!
