"Вы за этим пришли, детектив – чтобы вызвать у меня угрызения совести? Как скучно… И предсказуемо. Я ожидал от вас большего".
"Жаль вас разочаровывать. Но я не могу взять в толку, почему все эти люди не избегают вашего общества? В конце концов, зачем директору крупного центра по борьбе с насилием с вами фотографироваться?" – спросила она, указывая на пожилую женщину, едва не тающую рядом с Кейвом, положившим руку ей на талию.
"Приятная дама", – сказал он ровно. "С красивыми ногами".
"А этот джентльмен, католический сановник?" – продолжала Кэри. "Интересно, он исповедовался после встречи с вами или просто долго отмывался в душе?"
К ее удивлению, у Кейва закончились заготовленные реплики. Он ощутимо напрягся, и хотя фальшивая улыбка не сходила с его лица, в глазах его появилось новое странное выражение.
Мгновение спустя он взял себя в руки, и с прежней невозмутимостью подошел к Кэри.
"С вами было очень весело, – сказал он, – но, к сожалению, у меня сегодня много работы. Если вы здесь только для того, чтобы оскорблять меня, мне придется закончить нашу встречу".
Он нажал на кнопку, и в дверях тут же появилась женщина, чтобы увести Кэри.
"Сюда, мэм", – сказала она вежливо, но настойчиво.
Уже у выхода Кэри услышала, как Кейв чуть ли не пропел ей вдогонку:
"Заходите еще, Кэри".
О, не сомневайся, зайду. Вообще-то, я планирую зайти даже раньше, чем ты ожидаешь.
Спускаясь в лифте, Кэри улыбалась сама себе. Даже перспектива поездки через весь город домой за вечерним платьем и разговоров с богатыми высокомерными дамами на приеме сейчас ее не очень пугала.
А все потому, что она узнала выражение глаз Кейва в тот момент, когда она спросила его о фото со священником.
Это была паника.
И это была нужная ей подсказка.
Она знала, что где-то рядом скрывался ключ к спасению ее дочери.
Кэри крутилась у зеркала в туалете целую вечность. Ее желудок выделывал кульбиты, а во рту пересохло. За дверью доносились оживленные разговоры посетителей благотворительного приема, но Кэри пока не могла заставить себя выйти в банкетный зал отеля "Пенинсула". Она тщетно пыталась убедить себя, что хорошо выглядит в облегающем черном платье на одно плечо – последнем вечернем наряде, оставшемся у нее из прошлой жизни. Чтобы влезть в него, она сняла защитные повязки с ребер, потому что с ними ни за что бы не влезла в платье. А если бы и влезла, то выглядела бы, как зефирный человек.
Волосы она собрала в мягкий узел на затылке, выглядевший более торжественно, чем ее обычный хвостик. Из обуви выбор пал на черные туфли на невысоком каблуке – одновременно дань дресс-коду и возможность двигаться без особого неудобства.
