Ущелье своим устьем глядело на юго-восток. Лучи солнца вдруг ворвались в него, упали на водяную завесу. Над нишей вспыхнула радуга, и такая яркая, плотная, что ее хотелось потрогать рукой.
Я восторженно оглядывался. Чувство ликования переполняло меня. Прекрасными, восхитительными казались свет дня, нагромождение скал в стороне железной дороги, бисеринки падающей воды, гул проходящих поездов, упругость моих собственных мышц.
К тому же очень хотелось есть. И это тоже восхищало, манило меня, как еще одна предстоящая радость.
Но все же что делать дальше? Прийти к Дмитрию Степановичу и сказать: "Вы назвали меня браконьером и выгнали. Я уезжаю. Но - примите подарок. Стройте чудо-курорт. В этом будет еще одно грядущее предназначение города. И может быть, самое большое, всемирное".
Он ответит: "Спасибо. Подарок мы принимаем. Но все же по какому праву ты пошел в горы? Я же тебе запретил" - и выложит на стол фотографию олененка.
Идти к тренеру, директору заповедника Кучумову?
Они скажут: "Молодец! Такое открытие! Но объясни: почему все же и после этого твоего выхода в горы на седловине найден убитый лебедь?"
Буду повторять: "Товарищи! Я сделал открытие! Огромное! Отдаю вам, берите!"
Однако не будет ли все это в первую очередь значить, что вину я признал и теперь пытаюсь, попросту говоря, откупиться? Мол, вот вам "подарок", но за него - простите, забудьте...
Конечно, будет.
Но в чем же она, эта моя вина?..
У портала тоннеля я встретил железнодорожного мастера. Он без каких-либо расспросов дал мне ватные брюки, телогрейку, портянки, резиновые сапоги. Этого добра у него в кладовке было на целую бригаду. Одежду удалось подобрать поновее, почище, вполне подходящую мне по размеру.
Он же накормил меня вареным мясом, хлебом, молоком.
- Экая беда, парень. Костюмишко-то как изорвало, - приговаривал он. - Ну да чего жалеть - тряпки! Главное, сам уцелел. В рубашке, верно, родился. С такой верхотуры слететь! Безгрешная, видно, душа... Не тужи. Поезд с рудой из тоннеля выйдет - в кабину электровоза посажу. Мигом доедешь...
Оказалось, мы с ним отдаленно знакомы. Известно ему было и то, что я работаю в заповеднике и горы над ущельем входят в мой егерский участок.
Истинный северянин, он никакого особенного любопытства не проявлял, ничему в моем рассказе не удивлялся. Впрочем, подробно о событиях минувших суток сообщать я не стал. Спросил только: знает ли он про источник, вытекающий из трещин в отвесной скале?
