У меня не было сил ни удивляться, ни радоваться. Но с той секунды, как капли этой воды смочили мне губы, я неудержимо захотел пить.
Этот оставшийся путь - всего какие-то метры! - длился бесконечно долго.
Много раз я слышал, что за грядой идут поезда. Мышцы моего тела одеревенели, и эта одеревенелость как тупая немота с каждой минутой все ближе подступала к сердцу. Я физически чувствовал, насколько ему все труднее биться в моей стесненной груди!
Помню еще, что я полз в темноте. То ли у меня не было сил держать глаза открытыми, то ли навалилась слепота?
Самую последнюю часть пути я проделал, уже ни в чем не отдавая себе отчета, совершенно не помня, как получилось, что вдруг лежу под одной из водяных струй и она - теплая, ласковая - падает и падает мне на лоб, на глаза.
Я смог продвинутья дальше. Струйки воды начали доставаться груди, рукам, и от каждого их прикосновения по телу распространялись потоки тепла.
Потом я смог заползти за водяную завесу. Дно ниши устилала мелкая каменная труха, слегка влажная от капель воды, падавших с потолка, и самым настоящим образом теплая.
Я вытянулся на ней во весь рост и удовлетворенно подумал, что отсюда никуда не уйду. Никогда и никуда. Возможно это или невозможно? Над этой мыслью я не задумывался. Здесь, за водяным занавесом, не только было покойно, но и от мельчайших капель, рассеянных в воздухе, необыкновенно легко дышалось.
С каждой минутой я все более ощущал, как постепенно возвращается к рукам, ногам, достигает кончика каждого пальца теплая кровь; "оживает", но и утихает боль, еще так недавно охватывавшая все частицы моего тела.
Уже стемнело.
Гул поездов стал доноситься яснее. Казалось, рельсовый путь проходит теперь совсем рядом с тем местом, где я лежу. Но это нисколько меня не волновало. "Никогда и никуда", думал я, засыпая.
Утром обнаружилось, что на моих руках, ногах, груди нет ни единой царапины.
Я ощупал лицо. Оно было чисто. От глубокой раны на лбу не осталось и малейшего следа. Ступни ног, еще вчера вечером измочаленные, словно в камнедробилке, теперь были тоже целы, здоровы.
Я приподнялся - все хорошо. Встал на колени - могу и это.
Если бы не лохмотья, в которые превратился мой костюм, и не пятна несмывшейся крови на них, я бы и сам не прверил, что это именно мне довелось сорваться на дно ущелья, ползти, заходиться в приступах боли.
Произошло чудесное исцеление, и не могло быть сомнений: его принес этот источник. Я нашел сказочную "живую" воду.
