Зло и добро – был добр и тонок;
Но – был невзрослый человек.
Как часто, сам сознавшись в этом,
Искал он дела – и грустил;
Хотел ученым быть, поэтом,
Рвался и выбился из сил.
Он беден был, но не нуждался,
Хотел любить – и не влюблялся,
Как будто жар его любви
Был в голове, а не в крови.
Он по летам своим был сверстник
Белинскому. – Станкевич был
Его любимец и наперсник.
К нему он часто заходил
То сумрачный, то окрыленный
Надеждами, и говорил —
И говорил, как озаренный.
А то как над собой трунил —
Или приятелю твердил:
«Как знал ты жизнь – как мало жил»[14].
Какую роль играл он в свете,
И как он в высший свет попал,
Когда не ездил он в карете
И модных галстуков не знал?
Туда, сказать вам откровенно,
Попал он необыкновенно,
И вовсе роли не играл, —
Самарин там его встречал. —
Он появлялся бледный, скромный,
Всегда с улыбкою заемной,
Всегда один, – всегда вдали
От пышных дам, хоть эти дамы
И были как нельзя милей,
Вообразив, что на мужей
Он сочиняет эпиграммы.
_______
Но не пора ли кончить мне
Беседовать наедине
С моей музой простодушной,
Чтоб за моим героем вслед
На время окунуться в свет,
Холодный свет, но не бездушный, —
Свет не бездушный, но с душой
Опутанной, немой, слепой,
Коварным идолам послушной, —
Свет, не ходящий без ходуль,
Но обладающий крылами
Могучими. – Друзья! найду ль
Я крылья там, – иль вместе с вами
Пройдусь в толпе, гордясь цепями?
Читатель! Если ты желал
В начале моего творенья
Найти ошибку, упущенье
Иль вялый стих, – и не зевал
Над этой первою главою, —
Ты ничего не потерял:
Я угощу тебя второю.
Но если ты не дотянул
До половины и – заснул,
Спи, милый мой! – Господь с тобою!
В Москве жил-был один барон.
Как все бароны, верно он
Был человеком не без веса:
Он был богат, играл в бостон,
Поутру делал моцион,
И – был дурак. Но баронесса…
Была особая статья!
О! будь я дама, – верно б я
Ей подражал, иль, уж поверьте,
Возненавидел бы до смерти.
(Пишу по слухам мой рассказ.)
Я к сожаленью только раз
И видел, как она в концерте
С тетрадкой нот сидела, и —
Ресницы длинные свои
Склоня к коленям, как маэстро,
Карандашом, под гром оркестра,
Чертила что-то.
Гордый Лист,
Известный вам фортепьянист,
Когда из Венгрии опальной
(Артистов модный идеал)
Он прилетел и взволновал
Наш север славой музыкальной, —
Ее недаром посетил:
Был пьян и гениально мил.
Недаром Щепкин знаменитый,
Поборник Гоголя маститый,
Ее гостям «Разъезд» читал,
Смешил, смеялся и рыдал.
Недаром зеленью, цветами
В мороз крещенский убрала
Она свой угол, и была
Всегда особенно мила
