Пусть они пребывают в неведении: я знаю двух очаровательных дам, которые, прочитав эти строки, найдут их вполне справедливыми, но им и в голову не придет, что это написано про них.
А вот еще довольно любопытное наблюдение. Замечали ли вы, как много и упорно женщины занимаются всяческими рукодельями и искусствами? Вышитые шерстью подушки для диванов, сшитые из лоскутков покрывала или вязанье (правда, оно нынче уже вышло из моды и им еще занимаются только в деревне), целые горы подушечек для булавок, сотни старательно изрисованных альбомов, невероятное количество пьес, разученных на фортепьяно, и несчетное множество прочего вздора, на который тратят время эти милые созданья, — да что я говорю, разве мы не видели, как они по вечерам целыми стайками собираются и рассаживаются вместе: Луиза вышивает шерстью, Элиза делает вышеупомянутые подушечки для булавок, Амелия трудится над футляром для карт или плетет тончайшие шнурки; и среди них Теодозия, придвинув к себе шандал, читает вслух книгу? Ах, мой дорогой сэр, мало же радостей выпадает на долю этих созданий, если им приходится собираться вместе, чтобы читать вслух романы! Поверьте, они делают это не по доброй воле: что хорошего в такой жизни, в таком унылом времяпрепровождении! В своей книге об Америке мистер Диккенс[16], говоря о заключенных, сидящих в одиночных камерах, рассказывает, как эти узники разукрашивают свои камеры, причем многие проделывают это с непостижимым мастерством и тщательностью. Женские рукоделья нередко оказываются сродни этим занятиям, это та же работа узников, которой предаются только потому, что бедные пальчики и головки не находят другого применения; вот как создаются эти замысловатые подушечки для булавок, вышиваются покрывала, разучиваются фортепьянные сонаты. И, ей-богу, когда я вижу, как две милых, невинных, розовощеких молодых женщины усаживаются за фортепьяно, подложив на стулья большее или меньшее (как кому удобнее) количество нотных альбомов, и, устроившись таким способом за инструментом, принимаются барабанить в четыре руки всевозможные вариации на тему Герца или Калькбреннера, — я не получаю ни малейшего удовольствия от их игры, и мое слишком впечатлительное сердце обливается кровью, когда я смотрю на исполнительниц. Сколько часов, недель, — да что там недель, — многих лет упорных занятий стоила им какая-нибудь жига! Сколько денег истратил их папа, сколько пилила своих дочек мама («Леди Бальбок сама не играет, — говорит сэр Томас, — но у нее поразительный слух!»); разве все это не свидетельствует об их каторжной жизни! Как живет молодая дама? Она завтракает в восемь часов утра, затем, до десяти, занимается по разговорнику Мэнгнала со своей компаньонкой, потом до часу упражняется на фортепьяно, затем гуляет за решеткой по саду, потом снова музицирует, потом шьет или что-нибудь вышивает, или читает французскую книгу или «Историю» Юма
