— Батюшка мой Данила — это верно, в крещении — Даниил, — ответил купец, поглядывая на меня немного искоса. — Но вы меня, ваша светлость, как благородного по отчеству называете, в смущение привели. Не по чину мне Даниловичем называться, а есть я московский купец Иван сын Данилов.
Опять у меня ошибочка вышла. Но спасибо хоть Иван Данилов сразу все объяснил, и я перед другими не выдал себя, не показал, что таких подробностей об этом веке не знал. И вспомнился вдруг Иван Данилович Меншиков, он тоже вроде не благородным был, кажется до встречи с Петром Первым пироги продавал, а все же его Даниловичем, как благородного называли. Но он же вроде графом стал потом или князем, так что все правильно по их понятиям.
— Но спасибо, — продолжал Данилов, — я и впрямь прилягу, потому что мне опять разболеться нельзя, дел много.
Он опять замолчал, закрыл глаза, как Джуз, а я, через некоторое время, тоже последовал примеру своих спутников.
Ну, и как всегда спал так крепко, что проснулся оттого, что меня трясли за плечо. Делал это Иван Данилов, любезно приговаривая:
— Ваша светлость, князь Дмитрий, проснитесь! Мы уже в Петербурге. Проснитесь, сделайте божескую милость! Да что ж он не просыпается? Что ж с ним делать, куда везти?
Я сел, протирая глаза:
— Где мы?
— На Васильевском острове.
— На острове?
— Мы в Петербурге. Этот иноземный граф позволил нам с вами его каретой воспользоваться. Куда вас везти прикажете?
Это было очень кстати, потому что сам я в два счета заблудился бы. Поэтому принялся искать бумажку с адресом дома, где квартировал Смилянич, которую на всякий случай дал мне Юрий. Шарил и по карманам, и за голенищем сапог, наконец вспомнил, что Юрий посоветовал засунуть ее за обшлаг-отворот рукава кафтана.
— Знаю, где это, — обрадовался Данилов.
Он дал какие-то распоряжения кучеру, сел в карету, мы поехали.
— А вы, кажется, приезжий, ваша светлость? — со скромным видом, но с любопытством в глазах спросил Данилов.
Я кивнул, не хотел подробно рассказывать о себе малознакомому человеку. И так уж то и дело делал ляпы.
Но купец не настаивал. Отдохнув в дороге на мягких подушках, он выглядел бодрее и вдруг принялся показывать мне город и рассказывать о местах, по которым мы проезжали.
— Вот, изволите видеть, это — Исаакиевский мост, — говорил он, — мост через реку Неву. Мост деревянный, на плашкоутах.
С моста мы въехали на большую, но не мощеную и поросшую травой площадь. Напоминала больше луг с протоптанными по нему тропинками, чем площадь столичного города.
