— И ты не врешь? Всегда так делаешь?
— Всегда.
— А каков он из себя?
— Невысокий и чернявый. По-малороссийски все ругался.
— Усатый?
— Усатый.
— Где он?
— Да вон там, дальше по дороге, под елками лежит.
— Показывай! — приказал купец, понимая мой интерес.
Через пару сотен метров я выскочил из кареты и пошел за Мишекой. И правда, издалека услышал крик о помощи. Но увидев меня, Богут даже зашипел от досады. Я открыл его сумку и забрал пакет, который не заинтересовал разбойников. А потом попросил Мишеку:
— К вечеру вы его развяжите, не то скандал будет большой, вам же хуже: все леса прочешут. Он иностранный курьер.
— Ишь ты? — испугался разбойник. — Ну, господин хороший, спасибо вам за добрый совет.
Я дал ему рубль и в самом отличном настроении вернулся к карете. Будущее сулило одно только благополучие. В самом деле, цель — похищенные бумаги — была достигнута и достигнута благодаря лично мне.
Несколько минут все в карете молчали. Затем Джуз вопросительно посмотрел на Ивана Даниловича. Тот все еще сердито хмурил брови и теребил небольшую бородку.
— Промысел, которым, занимается Мишека, беглый солдат, — пробормотал он, — в наше время далеко не из ряда вон выходящих.
— Под самым Петербургом, у центра власти? — задумчиво спросил Джуз.
— И тут «шалят», как говорится, преспокойно орудуют целые шайки, а об остальной России и говорить нечего. Но и солдат понять можно. Вот этому Мишеке прапорщик прохода не давал, драл сильно за неправильную речь, а Мишека-то из лифляндцев, откуда у него речь возьмется? Всякая вина у бедняги была в строку, грозились его сослать. А потом удивляются разбойникам…
Я вспомнил солдата-инвалида, над которым хотел издеваться Беренклау. Ой, повезло мне появиться здесь князем!
Общий разговор постепенно стих, Джуз Флорентийский задремал, купец смотрел в окно и покачивал иногда головой как бы не от сильной тряски на плохой дороге, а в такт своим мыслям. И хотя ехать в карете на мягких сидениях, с подложенными под спину и бока подушками, было куда приятнее, чем верхом, я вдруг вспомнил о его болезни:
— Иван Данилович, вы бы прилегли на сидение, ведь вы еще не совсем здоровы.
Купец посмотрел на меня отсутствующим взглядом, будто не совсем понимал, о чем я говорю.
— Ваша светлость, князь Дмитрий, вы очень добры, — наконец заговорил он. — Да за что же меня Даниловичем величаете?
Мне стало неловко. Формально с купцом мы друг другу не представлялись, я только слышал, как его назвал Мишека. Неужели плохо расслышал? Так ему и сказал.
