Чужаки скучились за спиной, наблюдая.
— Кому ты звонишь в такую рань?
— Мало ли кому. Нинке, подруге моей. Она в курсе, есть у меня дети или нет. И в ветеранском комитете в курсе. Где же…
Он листал блокнот деревенеющими пальцами. Почерк был его. И бессмысленные закорючки, какие малюют, треплясь по телефону. Но имена…
— Василий Семёнович? Геннадий Львович? Нестеров? Комышин? Михайловна? Кто эти люди?
— Твои друзья, пап, — терпеливо сказал Сергей.
— Перестань! — Коренев смял блокнот, — Всё переписали, всё! Нет, так не бывает. Где-то вы просчитались! Прокололись где-то…
Он поскрёб своё запястье. Заметил красные пятна, вроде крапивных ожогов, опоясывающие предплечье до локтя. Покрасневшие участки кожи слегка зудели.
— Вот, — констатировал Пётр Иванович, — Я от вас уже лишай подхватил.
Сергей утомлённо вздохнул, а Виктория хлопнула в ладоши:
— А теперь завтракать! На десерт «Наполеон» с малиной, по моему фирменному рецепту.
Пётр Иванович поплёлся за роднёй.
Тосты, чесночный суп и шпинат улучшили самочувствие. Он сделался злым и странно весёлым, как бывало после двухсот грамм водки в плохой компании.
Слизывал с ложки крем из маскапоне и ястребом смотрел на семейство. Сергей и Виктория чинно сидели напротив, поклёвывая торт.
— Хорошо, — откашлялся он, — Хорошо, говорю, что вы жену мою с собой не притащили. Апартаменты у меня скромные, боюсь, теснились бы.
Сергей не уловил сарказма.
— Мама умерла, — сказал он, напрягшись.
— Знаю! — стукнул Коренев кулаком по столу. Зазвенели чашечки и блюдца, — Я не о твоей чёртовой маме, а о своей жене…. О Ларисе.
— Маму… твою жену, звали Таня, — произнёс Сергей.
Пётр Иванович закряхтел. Встал тяжело:
— Спасибо, девушка. Жрать вы готовить умеете.
Виктория улыбнулась сконфуженно.
Он обувал туфли, когда Сергей поинтересовался из кухни:
— Ты куда, пап?
— На Кудыкину гору, — процедил Коренев и сжал в кармане плаща килограммовую гантель. Сойдёт за кастет, если они попробуют его остановить. А они попробуют, — Прогуляюсь, — сказал он громче.
— Хорошо. Только шарф намотай.
«Идеальный сын», — фыркнул Пётр Иванович ехидно и толкнул дверь. На пороге стояла девочка лет пяти. В громадных бантах и с куклой наперевес.
— Деда! — восторженно завопила девочка и уткнулась носом в бок обескураженного Коренева, — Я плоголодалась, мам! — крикнула она вглубь дома без паузы. Задрала к Кореневу румяную мордашку. Она была в равной степени похожа на Викторию и Сергея, но больше — на самого Петра Ивановича.
