Он пошёл вперёд, ступая по следам протекторов самосвала. Спрятал кусачки и включил фонарик. Кучи песка отливали красным. Длинные ряды бытовок образовывали коридор, по которому он двинулся. Ещё несколько бытовок стояли отдельно, торцами к забору. Мутные оконца слепо поглядывали на Кусача.
Кусач жил прошлым (после пятидесяти это нормально, ведь так?). Но он не соврал тому пареньку, с которым когда-то водился сын, когда сказал, что ему нравится новый район. Здесь действительно было спокойно и умиротворённо. Ему казалось, что он это заслужил. Видеться с сыном, с внуком. Болтать с продавщицами (он всегда и везде быстро становился своим). Гулять по лесу за «железкой», сидеть с удочкой.
Да, заслужил. За то, что жил честно и прямо и смог привить это сыну. За то, что не раскроил (не покусал, ха) личико своей «благоверной», когда она попросила его что-нибудь решить с совместным сосуществованием, а сделал всё чинно и быстро. За то, что дал под сраку онкологическому грызуну, который намеревался закусать его до смерти…
— Гиря! — позвал Кусач. — Где ты, братишка?
Гиря не отозвался. Впрочем, как можно что-то услышать при таком аккомпанементе? ТЭЦ трубила во все трубы. Но должна же она когда-нибудь замолкнуть?!
Теперь, сворачивая к зданию, Кусач усомнился, что слышал лай Гири. Полчаса назад, за забором. Именно поэтому он отнёс пиво домой и вернулся к калитке с болторезом и фонариком.
Приютить раненую шавку было правильным решением. Как и сейчас — найти (спасти) её.
Он поднял глаза на недострой, опутанный строительными лесами. Какой ушлёпок решил строить дом без окон? Идея на миллион долларов… из «Монополии».
Ему давно не нравилось это здание. Оно оставалось для него серым пятном — он знал про него чуть больше чем ничего. И у кого бы он ни спрашивал, никто не мог дать внятного ответа — что это, для кого?
Здание походило на разомкнутое колодезное кольцо — разрыв вёл во внутренний дворик. Окна выходили только туда, и иногда Кусач смотрел с балкона своей однушки на круги бледного света. Круглые окна, мать их, иллюминаторы — архитектор точно сидел на чём-то тяжёлом.
Фонарик Кусач отключил — хватало сияния полной луны и света прожекторов, запутавшихся в строительных лесах.
Внезапно — когда нутро свыклось с этим звуком — заткнулась ТЭЦ.
— Братишка! Гиря! — Кусач посвистел.
Гиря не отзывался.
Зато кто-то шуршал во дворике.
Кусач пошёл на звук. Подошвы остроносых ботинок ступали по гладким большим плитам с идеально ровными тонкими швами. Хрустел песок, но дворик был избавлен от мусора и остатков стройматериалов. Только на строительных лесах по правую руку лежали раздербаненные упаковки теплоизоляции.
