Цветы на свалке | страница 17



На пригорке белый монастырь;
Высока церковная ограда.
Тяжела надозерная ширь,
Но живой печали сердце радо.
Утомленье – сладкая тюрьма;
Из неволи сердца не исхитишь.
Здесь грешил мятежный Кутерьма,
В озеро ушел Великий Китеж.
Струги плыли быстрою рекой.
В бой с татарами пошли, не струсив.
Бунин верной, четкою строкой
Поманил меня дождливой Русью.
Целый вечер у него в плену;
Но сейчас прошло очарованье.
Слушаю байкальскую волну
В поезде, на розовом диване.

«Перехожие калики…»

Перехожие калики
Запевают старый сказ.
Слишком яркая безликость
Утомила нас.
Богатырские заставы,
Белый камень-алатырь;
Заколдованные травы,
Тихий монастырь.
Нету резких очертаний,
Электрических огней.
Никнет родина в тумане,
Я невольно с ней.

«В городе душно и пыльно…»

В городе душно и пыльно,
Как будто копилась гроза.
Меня огорчила нестильность:
У меня заслезились глаза.
Я зашел в молочную Глика,
Прошел в обеденный зал.
Поправил в петличке гвоздику
И чаю подать приказал.
Проворилась девушка Уля;
Меня поразили чуть-чуть
Движения дикой козули
И пышно несмятая грудь.
«Я калиф доходной молочной»,
Смеялся хозяин в углу.
А я знал: он смеется нарочно,
Противясь прижавшему злу.
А я знал: у смешного калифа
Недавно единственный сын
Не вынес пятнистого тифа
И он остался один.
Я подумал: сегодня вторник.
Завтра в банк пойду скучневеть.
Замечтал: напечатаю сборник
И стану смеяться и сметь.
Тогда названьем maestro
Прикрою причуды ума.
Мажорились крики оркестра,
В убогом фойе синема.
Повседневности липкая тина.
Грезоявей бенгальская нить.
Я бросил на чай полтинник
И снова пошел бродить.

«Аляповатое барокко…»

Аляповатое барокко
Я на мгновенье полюбил:
Оно давало мне уроки
Роскошества излишних сил.
Нагроможденья золотые,
Тяжелоценная парча,
Тельцы, художником литые,
Меня взманили, горяча.
Моя любовь – стрельчатость арок,
Двойной готический узор,
Где пламень веры странно ярок,
Где фанатичен каждый взор.
Но видеть гордые колонны
Непосвященному нельзя.
В пыли дорог, по горным склонам
Моя далекая стезя.
Я должен быть с надеждой слитым
И в безнадежности проклясть,
Чтоб в этом храме к черным плитам
Я мог с рыданием припасть.

«Марк Ильич, Вы помните вчерашнее?..»

Марк Ильич, Вы помните вчерашнее?

М. Фельдману
Марк Ильич, Вы помните вчерашнее?
Помните картины Левитана?
Нам обоим показались страшными
Эти дали, полные тумана.
Я твердил: мистической вуалью
Светлый мир властительно окутан
И скорбит, задавленный печалью,
Холоден, угрюм и неуютен.
А для Вас – все линии исчислены,
Напомажены, приглажены, умыты;