Будь у нас дети, всё, наверное, сложилось бы по-иному.
Её брови срастались, словно пытаясь создать хотя бы одну постоянную черту на беспрестанно меняющемся лице.
- Тире я предпочитаю двоеточие, - говорила Соня, расправляясь с ними маленьким никелированным рейсфедером.
Но почти незаметный след всё таки оставался. Когда в компании, Соня, увлекшись разговором, как бы отделялась от меня, я искал глазами эту птичку, согревая взгляд на тени её крыльев.
Волосы Соня туго стягивала, собирая их узлом немного выше затылка. В молодости они пахли клубникой, вспыхивая под солнцем неожиданными рыжими сполохами.
С наступлением темноты мы начинали собираться в гости. Каждый вечер, словно на работу, Соня отправлялась к одной из своих подруг. Повод для этого всегда находился. Я ворчал, ныл, сопротивлялся и в конце концов перестал её сопровождать.
Но Соню это не остановило.
- Наверное, в прошлом воплощении я была кошкой - в очередной раз сообщала она, уже стоя пороге. - Мурр! Ты просто не представляешь, какая сила тащит меня из дому после захода солнца.
Главным предметом Сониных разговоров были сны. Она обсуждала их с утра до позднего вечера. Иногда беспокойные вздохи будили меня задолго до рассвета.
- Ну что с тобой, что? - спрашивал я, поглаживая её дрожащие плечи. Опять этот сон?
- Ты представляешь, мне снится, будто мы едем... Я сижу за рулем. Остаётся совсем немного, только миновать мост. Поворачиваюсь сказать тебе об этом, но рядом сидит другой, незнакомый. Горло сжимает от ужаса, я всматриваюсь и забываю про руль. Машина пробивает перила, и вдруг темнота, навсегда, навечно, и не простить, и не досказать...
Сюжеты других Сониных снов были менее драматичны. Иногда в них даже проскальзывали намёки на предстоящие события. Если они сбывались, Соня небрежно, но с плохо скрываемой радостью замечала:
- Тётю надо слушать, тётя знает...
Как программист, я привык рассчитывать любую ситуацию на много ходов вперёд. Строить жизнь на основе смутных образов из сновидений жены становилось всё трудней и трудней...
К моему увлечению религией Соня отнеслась необычайно ревниво; мир чудес, снов и пророчеств принадлежал исключительно ей.
Она сердилась, если я называл её Бат-Шевой, а разговоры о каббале, ангелах и будущем мире вызывали приступы раздражения.
Пытаясь изменить ситуацию, я предложил ей познакомиться с Давидом. Его цельность и спокойствие казались мне лучшими из доказательств. Но главное, втайне я рассчитывал на маленькое чудо, подобное тому, что случилось со мной.
