Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин | страница 92



– Вы помните Джека?

– Того, который умел ловить рыбу? Да, конечно.

– А теперь скажите мне, будьте любезны, – ну разве он не похож на Гюнтера?

Я понятия не имел, кто такой Гюнтер, но догадался, что это наверняка кто-нибудь из мекленбургской компании.

– Да, пожалуй, и в самом деле похож.

– Ах, я так рад, что и вам это тоже бросилось в глаза. А Тони?

– Тот, у которого так замечательно выходит лазать по деревьям?

Куно с готовностью закивал головой:

– Он не напоминает вам Хайнца?

– Да, наверное, вы правы.

Тем же манером мы перебрали прочих персонажей: Тедди, Боба, Рекса, Дика. Куно каждому подобрал пару. Я поздравил себя с тем, что действительно прочел книгу и теперь смог с честью выдержать этот пристальный допрос. Наконец мы добрались и до Джимми, до главного героя, отличного пловца, до юноши, который в каждой сложной ситуации брал на себя роль лидера и у которого на всякую возникающую трудность непременно находилась свежая идея.

– Вы, может быть, его не узнали?

Тон у Куно был до нелепого, до смешного застенчивый. Я понял, что не имею права на ошибку. Вот только что, спрашивается, я должен был ему на это ответить?

– Была у меня одна мысль… – рискнул я.

– Правда?

Теперь он и вовсе залился краской.

Я кивнул, улыбнулся и стал старательно симулировать проницательность, надеясь хоть на какую-то подсказку.

– Он – это я, вы понимаете? – Куно настолько искренне верил сам себе, что говорил просто и прямо, с полной убежденностью. – Когда я был мальчишкой. Но ведь точь-в-точь… Этот писатель – гений. Он рассказывает обо мне такое, о чем посторонний человек не может, не должен знать. Я – Джимми. Джимми – это я. Это просто поразительно.

– Да уж, более чем странно, ничего не скажешь, – согласился я.

Впоследствии мы еще несколько раз возвращались к теме острова. Куно в деталях рассказывал мне о том, как он себе его представляет, и дотошнейшим образом описывал внешность и характерные особенности своих воображаемых компаньонов. Воображение у него и впрямь было весьма живое. Я искренне жалел о том, что с нами нет автора «Тех семерых, что потерялись». То-то бы он удивился, узрев столь экзотические плоды своих непритязательных трудов. Я понял, что стал единственным конфидентом Куно во всем, что касалось этой темы. И чувствовал себя до крайности неловко – как человек, которого против его желания произвели в члены некоего тайного общества. Если рядом оказывался Артур, Куно совершенно откровенно выказывал желание отделаться от него и остаться со мной наедине. Артур, естественно, не мог этого не замечать и как-то раз весьма недвусмысленно высказался относительно природы наших с Куно долгих бесед вдвоем, чем очень меня задел. Однако духу на то, чтобы выдать ему маленькую тайну Куно, у меня все равно не хватило.