Он, Астров, зная, что Елена Андреевна все-таки не совсем равнодушна к нему, сперва приглашает ее в свое «именьишко», а в другой раз умоляет завтра же приехать в знакомое ему уединенное лесничество, «на лоно природы». Ее реакция на это второе грубое домогательство мгновенна и однозначна: «Вы с ума сошли!.. О, я лучше и выше, чем вы думаете! Клянусь вам!.. Вы забылись. Уходите…».
И вот еще одна подобная сцена. Астров без ума: «О, какая чудная, красивая! Какие руки! (Целует руки)… Ты видишь, это неизбежно, нам надо видеться (целует ее)»… Если мужчина целует женщину даже с ее согласия, это никак не свидетельствует о ее похотливости. А уж если против воли женщины, как в данном случае, то это характеризует только мужчину.
В последней сцене Елена Андреевна действительно целуется с Астровым. Но как! Она уезжает, лошади уже поданы, они расстаются…
«Астров: Позвольте мне… поцеловать вас… на прощанье… (целует ее в щеку)
Елена Андреевна: Желаю вам всего хорошего. (Оглянувшись.) Куда ни шло, раз в жизни! (Порывисто обнимает его, и оба тотчас же быстро отходят друг от друга.) Надо уезжать».
И в таком взволнованном прощании, в этом внезапном мгновенном поцелуе Басилашвили видит похотливость! Да как же после этого он может удивляться, что режиссер Александринки, допустим, за ремаркой, в которой так или иначе упомянуты штаны персонажа, увидел тридцать мужиков без штанов!
* * *
В конце беседы, как итог, Басилашвили сказал студентам: «Я смотрю на себя в 19–20 — 30–35 лет как на идиота тупого. Тупой идиот. Мог бы сделать в тысячу раз больше, но не сделал, не мог, потому что я ничего не знал, ни о чем не думал, как думал Бродский моего же возраста, как Шемякин, как Довлатов. Почему не я?..». Странное совпадение: все трое названных в 70-е годы оказались в Америке, двое и умерли в Нью-Йорке.
Упомянув эти три заветных имени, Басилашвили продолжал, обращаясь к студентам: «Вы должны задуматься, чтобы в 84 года, как мне, вас не посещали бы такие траурные мысли, и вы могли бы сказать: нет, я сделал все, что мог…».
Итак, он предлагает молодежи задуматься… О чем — о голых мужиках на сцене, о Чехове, о Елене Андреевне? Нет, скорее всего, о трех его кумирах. И тут пора оставить шутки и внести окончательную ясность. Артист уверяет, что до 35 лет был тупым идиотом, прошло пятьдесят лет, он узнал Бродского, Шемякина, Довлатова и все-таки, как помним, уверяет, что остался малообразованным человеком, советским Митрофанушкой. Все это, конечно, притворство и туфта, кокетство и лажа. Как он мог оставаться таким до глубокой старости, если окончил столичный театральный вуз, потом до 35 лет и до глубокой старости в первоклассных театрах Ленинграда под руководством замечательных режиссеров играл во множестве спектаклей по пьесам Шекспира, Гоголя, Грибоедова, Чехова, Горького, выдающихся современных драматургов, советских и зарубежных?..
