— Это темная сторона цифровизации, — прервал Синицын. — О ее тупиках у нас вообще не думают. Пилотов ручному управлению теперь не учат, вот и катастрофы.
— Погоди. Через день приходит еще один мастер, а ему снова не дают работать. Из МГТС! Ну полный караул! Как же эти сволочи к своим рабочим относятся! Мужики с рюкзаками по двадцать кэгэ на метро таскаются впустую, заказ не выполнен — ни копейки не получат. Ну что это, Жора? Возмутительно! Днище! Уж молчу, сколько я времени угробила. Но ребят жалко, издеваются над ними. А почему? В богатейшей московской телефонной сети жуткий бардак! И никому дела нет. А думаешь, у нас в больнице лучше? Кругом бестолковщина. Вот и стало жить труднее. Верно говоришь, за последний год особенно похужало. Словно одичание жизни, плоскость ее накренилась, скат становится слишком крутым. Но при крутом скате лавина может от громкого крика сойти, это известно. А еще... На большой пресс-конференции, что ли, или еще где — по телику было — сказали ему, что четверть века назад придурки с высоких трибун говорили, что наш Дальний Восток — это обуза, сбагрить бы его. А он отвечает: о-о! четверть века назад! теперь все иначе! А придурки-то те, которые с высоких трибун, они все при власти, при нем, держит их. Как же это, Жора?
Синицын похвалил:
— Глубоко глядишь, Ирка... А Лукашенка прямо заявил, что в России везде разгильдяйство. Ирка, спроса нет, вот в чем беда. Путин сдал страну в аренду чиновникам.
— А сам в ночной хоккей играет. Недавно показывали, как он десять шайб забил. Комментатор кипятком мочился.
— Тут ты, конечно, перегибаешь. По-женски. Забот у него выше крыши.
— Может, и так. Но по-житейски очень уж трудно стало, Жора, очень трудно. Словно оккупировали нас чиновники, от бюрократического смога задыхаемся. Поток неверия растет. Через меня много пациентов проходит, все стонут. Как теперь судачат? «Мы — кто? Мы — шлак! А у них, у верхних, проказа совести». И знаешь, что удивительно? Люди в возрасте, самые разные, одно и то же говорят: «Сами знаем, что зажрались! Куда уж пенсии увеличивать!» Народ издевается над собой и над властями. А те, кто моложе... Я как-то с девушкой о жизни разговорилась — у нее пирсинг, пупок серьгой закушен, вроде бы успешная, — а она только усмехнулась: «Наше поколение — это лошади под седло». Если бы не ты, мой дорогой, пришлось бы мне сидеть в трюме жизни, ничего, кроме дошиков. — И, угадав непонимание, уточнила: — На лапше «Доширак».
