Вера ответила мгновенно, словно знала, о чем речь, и заранее подготовила совет:
— Что же ты раньше не сказал! Все просто, как три рубля. Езжай на недельку в Поворотиху, там еще снега, лесные тропы чудо какие. Тетя Тоня тебя обиходит, сыт будешь. Завтра же позвоню Деду. Я поживу у мамы, а в случае чего — три часа, и ты дома.
Подошла, нежно обняла его за плечи.
— Эх ты, родная моя маета... Я в Интернете тоже вижу признаки роптаний, растерянности. Мнится людям, что чиновники политической силой становятся, сетевое сообщество бурлит. И тоже хотела с тобой эту шараду обсудить. Но лучше так: сперва езжай в Поворотиху, обмозгуй все, а потом сядем вечерком за рюмочкой... Ой! Какая рюмочка! Совсем спятила! Еще чуть-чуть — и на сносях.
В Поворотихе Донцова ждали домашние разносолы и крестьянские щи с мясом — Богодуховы, слава богу, не бедствовали: по доброй воле сославшие себя в Сибирь дети звонили, писали письма, слали фотки внуков и переводы. Дед, обедавший с Виктором, объяснял:
— Я твоего задания не понял. Вера сказала, надо ему гулять по лесу и думать. Ну, гуляй, в наших лесах, особенно по опушкам, тропок немерено, народ ходит туда-сюда, шевелится, у всех дела. Но имей в виду, Власыч: тебя здесь ждут. Как говорится, тетя Хая, вам посылка из Шанхая. Я Цветкову сказал, что ты объявишься, он аж взвился. Говорит, в тот же вечер буду, есть жгучие вопросы. А еще я позвал Ивана Михалыча Гостева — интереснейший человек, бывший учитель истории, энциклопедия. Уже на возрасте, а голова — что твой компьютер! Он в селе традицию завел: ставил в саду самовар на сосновых шишках, и собиралась у него под яблонями наша интеллигенция: врач, завклубом, директор школы, колхозный счетовод. Я мимо шел, всегда завидовал. Но кто я таков? Всю жизнь в сельпо, куда мне со свиным рылом в калашный ряд!
— Щи остынут, хватит балабонить, — заворчала Антонина. — Как начнет хфилософствовать, не остановишь.
— Погоди ты, — отмахнулся Дед. — Щи жирные нескоро стынут... А у Ивана Михалыча архив ценнейший, кипы бумаг до потолка набухли. Все газеты, какие администрация выписывает, потом ему отдают. И он все радио слушает, их же теперь уйма, станций. В телевизоре-то сплошь надрыв и дикий ор. Шпектакль! Про тебя ему Цветков сказал, он и говорит: как приедет, я, задрав штаны, прибегу. Короче, вечером у нас гости. Но — ни капли! Сухой разговор о делах.
— Каких еще делах? — удивился Донцов.
— Государственных! А каких же? Хотим знать, что за кадриль власть танцует. Гостев говорит: неразбериха в государстве пошла. Никто не знает, куда идем, чего хотим. В управлении прорехи. А ты думал, у нас глухое старческое время? Нет, Власыч, это ваши столичные наветы. Ты городской, не знаешь, что куры на дворе камушки глотают для пищеварения. Вот и нам охота наглотаться твоих мыслей, — ударил на букву «е», — чтобы лучше башка варила.
