Христианство в свете этнографии | страница 5



С другой стороны, они не скрывают заимствования. В христианском издании Библии против хлебного чуда Елисея можно найти на полях указанные выше ссылки на евангелистов.

Предполагается, что библейские чудеса служат пророчеством и предуказанием евангельских чудес.

Дать этнографический анализ Ветхого завета представляет задачу обширную и сложную.

Фрезер посвятил этому анализу свою последнюю работу, составляющую три тома в 1500 страниц: «Folklore in the old Testament», Studies on the comparative Religion, Legend and Law. London. 1919.

Тем не менее, он дал разбор только отдельных эпизодов, правда, написанный со свойственной ему блестящей и всеобъемлющей эрудицией. Мы ограничимся указанием нескольких ярких гримеров из этого и сходных источников, достаточно характерных для остатков анимизма и магии, содержащихся в Ветхом завете.

1. В описании жизни Давида есть соблазнительный рассказ, как он, будучи разбойником в пустыне у Мертвого моря, вместе с дружиной своей, собранной из разного сброда, брал окуп с соседей скотоводов помещиков, за то, чтоб не трогать их стад и не обижать пастухов. Потребовал окуп также с некоего Навала. Но тот, будучи зело пьян, насмеялся над требованием. Оскорбленный Давид опоясался мечом, взял с собой четыреста отборных удальцов и пошел на Навала, говоря: «Пусть то и то сделает бог с врагами Давида, если до рассвета из всего, что принадлежит Навалу, я оставлю мочащегося к стене».

Обещание весьма энергическое, но не весьма благоуханное.

Авигея, супруга Навала, во-время успела умиротворить Давида подарками и льстивыми словами, а потом Навал весьма поспешно и кстати умер, и Авигея тотчас же собралась и села на осла и поехала и сделалась женою Давида, притом же не первою, а второю или даже третьей женою (1 Царств, 25, 2–42).

Впрочем вдовы не особенно разборчивы, а полевые атаманы всегда увлекали слабый пол. Этим отличался не только белокурый Давид, но даже и суровый Стенька Разин, по крайней мере соответственно народной песне.

В этом соблазнительном и странном рассказе, похожем на роман Вальтер-Скотта из жизни шотландских грабителей скота, проскользнуло место еще более странное.

Авигея сказала: «Если восстанет человек преследовать тебя и искать души твоей, то душа господина моего будет завязана в узле жизни у господа бога твоего, а душу врагов твоих бросит он как бы пращею».

Что это за «узел жизни», в котором для охраны завязана душа главного героя рассказа и каким образом можно бросить душу как бы из пращи?