Вот она и решила во что бы то ни стало вызнать, что за стенкой деется. Не дознается, конец ей придет.
А промеж их, я тебе сказывала, одна стена. И вот — а я про то ничё не знала — ежели взять кастрюлю, приставить ее дном к стенке, а к ей ухо приложить, все услышишь, ровно и стены нет. Как в телефон.
Знать бы мне об этом заране, я бы что придумала. К себе бы увела Милияну, что ли. Но я-то знать не знала.
Полексия так и сделала. Кастрюля, стена, ухо: все слыхать.
Всю ночь она слушала, что за стеной деется, и все услышала. Как я уложила Милияну в постель, и как приехал Витомир, и как ей посередь ночи худо стало, и как прибежал доктор Чорович. Слышала, что он делал и что нам говорил. И как грозился, слышала.
Тут, господи, она ишо пуще напужалась. Старик-то ведь сказал, что найдет того, кто с Милияной учинил такое. Слово дал, что в тюрьму засадит. Плохо дело. Милияна — раскидывала она умом — наверняка все ему скажет. Чего ей таиться? А не она, так я расскажу. Все и выйдет наружу.
Пропала ты, Полексия, ни за понюшку табаку. Поймали тебя, как лису в курятнике.
И понятно, как это завсегда с людьми бывает, она уж видела, как милиционер везет ее в Забелу. Сидит она с им в вагоне, а уж те двери, что снаружи легко открыть, а изнутри не откроешь, настежь распахнуты. Пожалте, госпожа Полексия. Ждем тебя, госпожа ведьма. И пока ты будешь там томиться в четырех стенах, эти здесь будут себе жить припеваючи.
Испужалась она, говорю тебе, до смерти. Но Полексия была б не Полексия, ежели б оставила все так, как есть.
Что делать, думает она. Я так просто не дамся. Держите карман ширше. Я вам покажу, где раки зимуют.
Пойду-ка, мол, я, придумала она, с утра пораньше в анбалаторию, да так, чтоб вас упредить. И скажу доктору Чоровичу, что все это учинил Ешич. Как оно и есть. Я же к этому делу никакого касательства не имела. Доктор Чорович знает, я у многих баб детей примаю, а к тому же он бреговских лекарей на дух не выносит, он мне поверит. И тогда посмотрим, кто кого.
Как решила, так и сделала. И вышло все, как она надумала, ей-богу!
Доктор Чорович рассказ Полексии принял за чистую монету. Как она сказала, он так все и записал. Не стал допытываться, откудова она про это прознала и могло ли чего быть по-другому. И кто знает, может, из-за той больницы он и рад был, что так получилось.
И все. Как записали, так и пошло в суд. Теперича и захочешь, назад не вернешь.
9
И вот идет день за днем, Милияна полегоньку поправляется, прошло время, и совсем поправилась. А там, глядишь, все мы в суд повестки получили.
