«Будешь показывать, мать твою так и эдак! Или я пойду спать!»
Началось. Теперича токо держись, ишо не то будет.
Она туда-сюда, некуда деваться, развела ноги. А мы стоим посередь комнаты как истуканы.
Он одним глазом глянул. И тут же к нам повернулся.
«Что за мясник тут работал?»
От ярости весь красный стал.
Витомир стоит возле меня — точь-в-точь мальчишка, что в штаны наложил. Дай, думаю, я отвечу.
«Господин доктор, — говорю я, — я вам все объясню».
А он на меня:
«Я не тебя спрашиваю. — И кивает на Витомира. — Ну?»
«Доктор, — говорит он, видать, проснулся наконец, — мы вам все объясним».
Но думаешь, старик стал его слушать? Господь с тобой!
«У тебя, — говорит, — в армии какой чин был?»
«Поручика», — отвечает Витомир, а видать, струхнул здорово.
Тут старик как завопил:
«Поручик! Мокрая курица ты, а не поручик! Какой же ты поручик, ежели любой осел может с твоей женой такое сделать!»
Побелел Витомир. От страха рта разжать не может. Стиснул губы, точно воды в рот набрал и не удержать ее боится.
«Господин доктор, — снова я влезла, чтоб выручить как-нибудь бедолагу, — он ни в чем не виноватый».
«Твоя, что ль, работа?» — говорит он мне.
«Да нет, — говорю, — я в этих делах ничё не смыслю. Мы все вам объясним, господин доктор, вы токо спасите сначала женчину…»
Он снова на Витомира накинулся и давай орать на весь дом:
«Сорок лет учу я дур не делать этого! Сорок лет твержу дурам не ковырять себя веретеном! — Тут он пошел выражаться похлеще иных забулдыг по кабакам. — Потому как, — кричит, — это опасно. Потому как можно через это на тот свет отправиться. Потому как кладбище наше забито такими дурами, что веретеном в себя лазали! — Что правда, то правда. Тут ничё не скажешь, правда истинная. — И все впустую. Как об стену горох. Дуры стоеросовые!»
Витомир едва слово смог вставить.
«Погодите, доктор, — говорит он, — богом вас заклинаю, я об этом ничё не знал. Понятия не имел, что жена беременная. Я приехал вечером из Ш. в пол-одиннадцатого и сам ишо не знаю, что тут случилось. Пожалуйста, спасите жену, а опосля мы вам все расскажем честь по чести».
Какое там! Он и слышать не хочет.
«Нет! — говорит, — не опосля! Вы мне счас же все выкладывайте. Не то я ухожу. Я не притронусь к ей, пока не услышу, что было. Или говорите, или я ухожу!»
Вот человек, о господи, твоя воля!
Захлопнул чумоданчик и взял его в руки. Уходит, и конец.
«Но, доктор, — кричит Витомир, — да я сам ничё не знаю! Что я вам скажу, ежели сам ничё не знаю?»
