Венок Петрии | страница 3



В упомянутом выше интервью Драгослав Михаилович не без полемической заостренности сформулировал ту мысль, которая водила его пером в таких рассказах, как «Лилика», а позже — в романе «Когда цвели тыквы»: из осознания того, что ты грязен, можно черпать новые силы для того, чтобы стать чище.

Обдумывая эти слова, я вспоминаю, как Драгослав Михаилович «угостил» нас в Белграде спектаклем талантливого театра «Ателье-212» — «Мария» И. Бабеля. В этой пьесе старый военный размышляет: «…должно же у вас, господа офицеры, хватить мужества посмотреть на карту, узнать, с какого фланга вы обойдены, где и почему нанесено вам поражение… Держать глаза открытыми — мое право, и я не отказываюсь от него». Многое в речах бабелевского героя наивно, но в этом рассуждении — великая мудрость!

Держать глаза открытыми и учит нас настоящая реалистическая литература. «Венок Петрии» еще раз свидетельствует об этом.

Среди тех откровенных и простодушных историй, какими делится с безмолвным слушателем одинокая вдова, — ей, видать, не часто удается отвести душу в разговорах и воспоминаниях, поэтому она не без хитринки все время обещает собеседнику еще о чем-то, до времени пропущенном, рассказать и тем как бы удерживает его, — среди этих историй есть одна — о Витомире.

Как только не объясняет и не толкует причины его семейных злоключений Петрия — даже до колдовства соседки-знахарки дело доходит! Но среди этих хитроумных гипотез есть примечательное наблюдение. Петрия придает неожиданно большое значение тому, что Витомир ездил на работу на шахту по канатной дороге:

«Подумай теперича, каково это рано утром, чуть солнце взойдет, ехать в люльке, ровно в каком самолетике махоньком, над всей этой красотой, над горами да лесами. А под вечер, как солнце зачнет спускаться, снова на всю эту красоту любоваться, токо с другой стороны… Леса то черные и зеленые, ровно глубокая река, то желтые и красные, точно из их пламя пышет, а они колышутся под тобой так, что голова кругом идет».

«Может, наш Витомир о ту пору и привык жить на поднебесной высоте, когда кажинный день мог глядеть сверху на красоту, ровно какой богач, — философствует рассказчица. — А какой он богач?.. Опосля неба рази придется по душе то, что дома ждет? Жена, дети, все токо мешают и из себя выводят. Радости-то никакой».

Неизвестно, верна ли догадка Петрии, и не больше ли мы обязаны тем, что увидели землю с «поднебесной высоты», ее собственной душе, столь же способной проникнуться вероятным, по ее мнению, чужим, чувством или, быть может, наделить других своим собственным, как Лилика — печалиться о судьбе своих кукол.