Медленно двинулся он назад. Те, что смеялись у двери, осторожно поглядывали на него издали.
– Как мы себя чувствуем? – спросил один санитар, кладя тяжелую руку ему на плечо. – Мы же больше не будем взбрыкивать сегодня вечером? Мы же не хотим, чтобы нас подключили к стенке, правда? Потому что немного ЛЭШ – как раз то, что нужно, чтобы разгладить морщинки у нас на лбу и успокоить нас как следует.
– Чувствую хорошо, – отвечал Яхин-Боаз. – Взбрыкивать не буду. Все успокоилось. Не знаю, зачем устроил такой ералаш.
– Прелестно, – произнес санитар, сжав Яхин-Боазу затылок. – Молодец.
Яхин-Боаз медленно прошел к своей койке, сел на нее.
– Что такое ЛЭШ? – спросил он письмописца.
– Лечение электрошоком. Шоковая терапия. Прелесть. Время от времени, когда лиц становится для меня слишком много, я взбрыкиваю, и они мне ее разрешают. Очень успокаивает.
– Вам нравится? – спросил Яхин-Боаз.
– Других праздников, на самом деле, я себе позволить не могу, – объяснил письмописец. – А эта штука отлично взбалтывает мозги. Можно забыть кучу всякого. Иногда все возвращается лишь через несколько месяцев. Я считаю, у каждого должен быть переносной аппарат ЛЭШ, вроде транзистора. Это так несправедливо – оставлять парнишку в одиночестве и без защиты, на милости мозга. Мозгам-то на вас плевать, знаете. Они поступают, как им заблагорассудится, и вот пожалте.
– Транзистор, трансмистер, трансмиссис, транспредки, – произнес туго свернутый. – Чистый рок. Балдеж. «Ей в колыбели гробовой вовеки суждено с горами, морем и травой вращаться заодно»[10]. Иногда целыми неделями не бывает ничего, кроме воскресений. Почему бы им не передвинуть воскресенье на середину недели, чтобы ты мог сунуть его в ИСХОДЯЩИЕ у себя на столе? Но нет. Ублюдки хреновы. Пускай теневой кабинет над этим поломает голову у себя в кабинетах, да и солнечный кабинет заодно. Человек есть продукт своих воскресений. Не говорите мне о наследственности. Дарвин убрался на Галапагосы, чтобы в воскресенье с родителями не кататься. Мендель клал горошком. Все рассказывают мальчику о сексе, но никто не излагает ему фактов воскресенья. Дом там, где сердце, да, поэтому пабы никогда не разорятся. Прости нам наши воскресенья, как мы прощаем тех, кто воскресает против нас. Родитель или дитя, без разницы. Одолжите мне понедельник, Христа ради. – Он заплакал.
– Сегодня не воскресенье, – сказал Яхин-Боаз.
– Нет, оно, – произнес туго свернутый. – Воскресенье всегда. Для этого изобрели дела – дать людям конторы, где можно укрыться пять дней в неделю. Даешь семидневку, говорю я. Все неуклонно становится хуже. Сволочи бесчеловечные. Куда делся ваш лев?
