– Это все, что я такое? – сказала она. – Что можно схватить, что можно сношать?
Боаз-Яхину удалось укусить ее за бок, но уже с меньшей убежденностью. Она сидела без движения, выглядела задумчивой.
– Ты красивый, – ероша ему волосы, произнесла она. – А я тебе красивая?
– Да, – признал Боаз-Яхин, расстегивая на ней джинсы. Она откатилась по-прежнему в джинсах.
– Вовсе нет, – сказала она. Лежа на животе, она листала свои стихи в папке. – Ты так говоришь, потому что хочешь сношаться. Не предаваться любви, а именно сношаться. Я тебе никакая не красивая.
– Идет, – согласился Боаз-Яхин. – Ты мне никакая не красивая.
Он спрыгнул на пол и натянул брюки.
– Вернись, – сказала она. – Ты и это не всерьез.
Боаз-Яхин опять стащил брюки и вскарабкался на койку. Когда оба стали голы, он взглянул сверху ей в лицо.
– Теперь ты красивая, – сказал он.
– Черт, – произнесла она и отвернулась. Она лежала, отвратив лицо, недвижная, пока Яхин-Боаз пытался предаться любви. – Ох, – хныкнула она.
– Что такое?
– Мне больно.
Боаз-Яхин потерял эрекцию, вытащил.
– Ну его к черту, – сказал он.
– Дочерям положено сексуально привлекать отцов, – сказала она, когда он надувшись лежал рядом, – а я нет. Я и ему не красивая. Однажды он сказал мне, что мальчики будут любить меня за мой ум. В каком-то смысле гад он.
– Боже мой! – произнес Боаз-Яхин. – Меня уже так тошнит от этих отцов! – Он уселся, свесив ноги с края койки.
– Не уходи, – произнесла она. – Черт бы драл, неужели я должна вымаливать каждую паршивую минуту человеческого общения? Неужто я должна платить своей киской за каждую минуту внимания? Ты что, не можешь поговорить со мной, как одна личность с другой? Дать что-нибудь еще, кроме своего хера? Да и тот не дается – ты только берешь.
Боаз-Яхин почувствовал, как детство его исчезает, как будто его запустили из него на ракете. Словно бы древне зная, понял он, что невинность и простота отчалили из его жизни. Он застонал и откинулся на подушку, вперившись в подволок. Лайла казалась давным-давно, ее больше не найти.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил он.
– Поговори со мной. Будь со мной. Будь со мной, а не с моими частями.
– О боже, – произнес Боаз-Яхин. Она права. Он не прав. Он никогда не хотел быть с ней. В начале почувствовал, что она не станет возражать, а ему требовалась девушка, с которой понежиться, просто никто. Но все – кто-то. Он проклял свое новое знание. Эту девушку он знал всего несколько дней, и уже показалось, что вся жизнь – ошибка. У него возникло чувство, что они с ней в одной связке на холодном отвесном склоне. Он ощутил громадную усталость.
