Возник свет, огонь маяка, что вращался и вспыхивал, но был он гораздо ближе, чем горизонт, гораздо скорее, нежели через пару часов, – и горел он по левому борту.
Он говорил – правый борт, подумал Боаз-Яхин, и он сказал, что появится огонь на горизонте через пару часов. Он со своей хрен́ овой доской и колышками. БоазЯхин заглушил движок, отпустил штурвал и спустился будить купца.
– Который час? – спросил тот. – Что случилось с двигателем?
– Я его заглушил, – ответил Боаз-Яхин. – Сейчас четверть четвертого, по левому борту маяк, и он довольно близко.
– Черт, – сказал купец и кинулся к трапу. Едва он соскочил со шконки, вдоль киля жутко заскрежетало. Когда они выбежали на палубу, суденышко резко подскочило, они услышали треск обшивки. Лодку приподняло еще раз, снова скрежет и треск досок.
– Прыгай в ялик и греби подальше, – спокойно приказал купец Боаз-Яхину, пока они скользили по накренившейся палубе к корме.
Гребя прочь от «Ласточки» в темноту, Боаз-Яхин услышал, как завелся движок, и тут же вспыхнул огонь на клотике. «Ласточка» зияюще выпрыгнула из ночи, море вновь вознесло ее, она задним ходом сошла со скал и клюнула носом, а купец бултыхнулся в воду подальше от борта.
Моя гитара и карта, подумал Боаз-Яхин. Пропали. Когда купец уже забрался в ялик, едва не потопив его при этом, топовый огонь скрылся под водой, и они снова оказались в темноте, которую регулярно прочесывал сноп света от маяка.
– Сукин сын, – повторял купец. – Сукин сын.
Волны плескали в борт ялика, когда Боаз-Яхин греб прочь от скал, что потопили «Ласточку». Он видел, как купец горбится, подаваясь вперед, темнее неба у него за спиной. Когда б луч маяка ни обмахивал их, Боаз-Яхин видел его мокрую белую рубашку и темные брюки, его мокрое лицо с открытым ртом. Внезапно Боаз-Яхина охватило чувство, что он со львом. Он едва не взревел. И тут же чувство пропало. Пустота.
– Как я мог это допустить? – тихо произнес купец. – Откуда ты взялся? Какой бес овладел мной настолько, что я доверил лодку твоим рукам? Матерь Божья, кто послал тебя мне?
– Это вы со своей хрен́ овой доской и колышками, – сказал Боаз-Яхин. – Как этот маяк оказался не на той стороне и не в то время?
– Это ты мне скажи, – произнес купец. – Я-то был уверен, что ты хотя бы можешь держать в руках штурвал и глядеть на компас. В полночь, когда я ушел спать, ты был на верном курсе. Скажи мне, роковой мой, бесенок дьяволов, податель печалей, что ты сделал потом?
