Это Озимандий, заметил Кляйнцайт.
Следи за языком, сказал Лазарет.
Асимптоты гиперболические, спело тело Кляйнцайта на мотив «Venite adoremus»[19].
Завтра Шеклтон-Планк, подумал он. Окажутся ли там кванты? Угадай с трех раз. А если «Нас-3ой» расчистит мой диапазон, следом, вероятно, обнаружат, что у меня закупорена стретта. Сейчас такое чувство, что закупорено. И гипотенуза, конечно, наперекосяк, он даже не сподобился соблюсти такт. Который час? Вдруг за полночь. Половина нас умирает. Стоны, всхлипы, ахи и бульканье вокруг него, казалось, повторялись, как звуковая дорожка Трафальгарской битвы у мадам Тюссо. Грохот пушек, треск рангоута, вопли и брань. Каждую ночь нижняя палуба «Виктории» с кислородными масками и подкладными суднами.
Пых, пых, издал Шварцганг – и прекратил.
Сестра! – возопил Кляйнцайт сиплым шепотом. Вокруг повсюду тьма, смуть. Тишина. Грохот пушек, треск рангоута, плеск в суднах, вопли и брань, всхлипы и бульки.
Кляйнцайт проверил монитор, убедился, что включен.
– Это насос, – сказала Сестра. Тот гудел, но не сосал. Сзади он очень нагрелся. Кляйнцайт снял заднюю панель, нашел колесико, порванный ремешок. Повернул колесико вручную. Пых, пых, пых, пых, зарядил Шварцганг.
– Выдерните из розетки, – сказал Кляйнцайт, – пока что-нибудь не перегорело.
Сестра выдернула вилку. Одна сиделка позвонила, чтобы принесли новый ремешок. Кляйнцайт повернул колесико. Пых, пых, пых, пых, зарядил Шварцганг чуть быстрее прежнего. Он только что проснулся.
– Чай уже? – спросил Шварцганг.
– Еще нет, – сказал Кляйнцайт. – Поспите.
– Дела? – спросил Шварцганг.
– Сиделка пролила что-то на ваш насос, – ответил Кляйнцайт. – Вытирает.
Шварцганг вздохнул. Вспыхи опять замедлились.
– Они ищут ключи от кладовки с запчастями, – сказала Сестра. – Затянуться не должно.
Шварцганг давился.
– Капельница остановилась, – сказал Кляйнцайт. Сестра подергала за трубку, сняла забившуюся гарнитуру, пристыковала вместе две трубки, перемотала их лентой, отправила сиделку за новой гарнитурой. Давиться Шварцганг перестал. Вспыхи вновь набрали скорость. Поворачивать колесико стало труднее, смолкло бульканье фильтра. – Фильтр, – сказал Кляйнцайт, когда вспыхи опять замедлились. Сестра извлекла фильтр, натянула на рамку марлю. С новой гарнитурой вернулась сиделка.
– Фильтр, – сказала Сестра, устанавливая гарнитуру.
– Они в другое крыло за ремнем пошли, – сказала сиделка и отправилась за фильтром.
– Я немного могу повертеть, – сказала Сестра.
