– Пару недель назад я подобрал лист желтой бумаги, – сказал Кляйнцайт. – На нем я написал человека с тачкой, полной клади.
– Тучкой, полной градин, – поправил Рыжебородый, не отводя взгляд.
– «Взбучка завтра в раскладе», – произнес Кляйнцайт. – Что это значит?
Рыжебородый отвернулся, уставился в окно.
– Ну?
Рыжебородый помотал головой.
– Вы являетесь у меня в голове, – сказал Кляйнцайт, – и говорите: «Ты кончай тут со мной придуриваться, приятель».
Рыжебородый помотал головой.
– Ну? – спросил Кляйнцайт.
– Если ты мне снишься, это мое дело, – произнес Рыжебородый. – Если я тебе снюсь, это твое дело.
– Слушай сюда, – сказал Кляйнцайт, – это ты кончай тут со мной придуриваться, приятель. Со своими отъявленными притязаниями.
– Это как это, «притязаниями»?
– Ну а что это еще, хотел бы я знать, – ответил Кляйнцайт, – когда ты ходишь да раскидываешь всюду желтую бумагу, чтоб потом из моей пишущей машинки вылезли тачки с кладью, а мне на работе дали бы под зад.
– Тучки с градинами, – сказал Рыжебородый. – Будешь и дальше мне мешать, так я, может, еще с тобой разберусь.
– Это я тебе мешаю! – сказал Кляйнцайт. – Последними словами Очага были: «Стрелочка в квадрате». Я купил себе глокеншпиль в «СКРИПИЧКЕ. Все на складе». Ничего подобного не бывало до твоей желтой бумаги. – Он протянул Рыжебородому сигарету, дал ему прикурить, прикурил сам. Оба курили, пялясь в окно.
Рыжебородый показал Кляйнцайту пустую чашку. Кляйнцайт взял еще два кофе и еще две фруктовые булочки.
– Фруктовые булочки, коли на то пошло! – произнес он. – Фруктовые булочки ел толстяк. Что у тебя – тоже незаполненный объем?
Рыжебородый взирал на него, пока он ел булочки.
– Ты! – проговорил он, когда Кляйнцайт закончил жевать. – Ничем не лучше сосунка несмышленого. Ты, будь оно неладно, на все хочешь ответы, чтоб все объяснилось, вынь да положь тебе смыслы и всякого якого. Мне-то какая разница, что с тобой вытворяет желтая бумага? Тебя самого колышет, что она вытворяет со мной? Конечно, нет. С чего бы?
У Кляйнцайта не было ответа.
– Так-то, – сказал Рыжебородый. – Нечего сказать. Все мы одиноки, те из нас, кто одни. Почему им обязательно об этом лгать?
– Кому? О чем?
– Газетам и журналам. О том, каково оно. О Хэрри Дайвдолге, к примеру.
– Это который написал «Убой по жизни»?
– Ну да, – сказал Рыжебородый. – Вон в «Санди Таймз Мэгэзин» можно увидеть его снимки в особняке Роберта Эдама[18].
– Помпвуд.
– Ну да. Вот он на снимках купается в ванне, которая на самом деле перевернутый купол Тьеполо с одной из часовен поменьше, футов двадцати в поперечнике. Фрески залиты плексигласом, чтоб не пропускали воду. Затычка от слива, вырезанная из розового коралла, вделана в правый сосок Венеры. Сам же купол покоится на основании из глыб паросского мрамора весом двенадцать тонн из храма Аполлона на Лесбосе.
