– Как поживаете? – сказал он. – Меня зовут Кляйнцайт.
Старик чуть повернул голову.
– Поживаю, – вымолвил он. – Шварцганг.
– Ничего серьезного, надеюсь, – сказал Кляйнцайт.
– Онтогенез, – произнес Шварцганг. – Никогда не знаешь. – Он был, видимо, слишком слаб для законченных фраз. Кляйнцайт заполнял пробелы сам.
– И впрямь никогда не знаешь, – согласился он.
– Бок… слишком скоро, – выдавил Шварцганг.
– А с другого бока можно узнать все слишком уж скоро, – вновь согласился Кляйнцайт. – О да, ха ха. Тут вы абсолютно правы.
– Дело, – произнес Шварцганг.
– Конечно, дело это нешуточное, – сказал Кляйнцайт. – Не надо понимать меня неверно. Иной раз стоит, знаете, посмеяться – или сойдешь с ума.
– И, – сказал Шварцганг.
– Посмеешься и сойдешь с ума, – сказал Кляйнцайт. – И опять вы правы. – Он налил себе стакан оранжада, подобрал утреннюю газету, углубился в фотографию Ванды Дойкинз, 17, победительницы конкурса «Мисс Гернси». «Как бы тяжело ни было идти, – цитировалась в газете Ванда, – я стараюсь никогда не терять упругости. Я всегда знала, что впереди у меня – кое-что крупное».
Каков настрой, подумал Кляйнцайт. Прекрати меня обжимать, велел он койке.
У нас с тобой лишь этот миг, ответила койка, больше ни в чем нельзя быть уверенным.
Не говори ерунды, сказал Кляйнцайт. Оставь меня наедине с мыслями.
Сегодня тот самый день, сказала койка. Результаты Баха-Евклида. Ужасно – ждать. Они не посмеют забрать тебя у меня, это не должно вот так кончиться.
СВЯЩЕННИК-НУДИСТ ОБЛАЧИЛСЯ, прочел Кляйнцайт и стал читать весь очерк, чтобы заглушить койкино вещание. Я ничем не лучше того малого с тачкой, полной клади, подумал он. Я его написал, и вот он. Позади ничего, а впереди одна кладь. У Ванды Дойкинз впереди кое-что крупное, но ей семнадцать. Сколько осталось мне? Может, доктор Розоу сегодня заболеет, возможно, не придет. Я б мог сбежать. Работы нет. Есть глокеншпиль. Надо быть отважным, с нею без этого никак. Я еще успею сбежать.
– Ну-с, мистер Кляйнцайт, – произнес доктор Розоу. – Как мы сегодня утром? – Он улыбался Кляйнцайту сверху вниз. Мягти, Складч, Кришна, две сиделки и дневная медсестра – все тоже улыбались.
– Очень хорошо, благодарю, – ответил Кляйнцайт. Ладно, подумал он, приехали. Хотя бы что-то определенное. Если задернут шторки, это скверные новости.
Доктор Розоу кивнул одной сиделке, и та задернула шторки вокруг его койки.
– Снимите, пожалуйста, верх пижамы, – сказал доктор Розоу. – Лягте, пожалуйста, на живот. – Он мягко промял Кляйнцайтов диапазон. Тот зажегся ярким цветом, словно деталь, о которой говорят в учебном мультфильме. От него во все стороны разбежалась боль. – Чувствуется немножко, э? – спросил доктор Розоу. Мягти, Складч и Кришна пометили себе. Сиделки и дневная медсестра беспристрастно улыбнулись. – Сядьте, пожалуйста, – сказал доктор Розоу. Потыкал Кляйнцайту в гипотенузу. Тот от боли чуть не лишился чувств. – Чувствительна, – произнес доктор Розоу. Мягти, Складч и Кришна пометили себе. – Прежде были неприятности с асимптотами? – спросил доктор Розоу.
