. Этот список и был утвержден полностью в качестве основы, само же решение вопроса было отложено.
Итоги переговоров были закреплены в специальном декрете, известном под названием «Sicut pia mater», принятом на генеральной сессии собора 7 сентября 1434 г.[275] Один из его пунктов все-таки гласил, что Базель и впредь будет рассматриваться как наиболее предпочтительное место для проведения вселенского собора, хотя все вышеупомянутые варианты, предложенные греками, признавались возможными[276]. Декрет обязывал латинскую церковь нести все необходимые расходы, в том числе и для обеспечения безопасности Константинополя на время отсутствия императора[277]. Наконец, византийцы настаивали, чтобы договор вступил в силу лишь после того, как будет утвержден папой. С этим поручением в Италию должен был отправиться французский каноник Симон Фрерон[278]. Но прежде чем тот покинул Базель, пришло письмо от самого папы, извещавшее о его собственных планах, которые Гаратони обсуждал в Константинополе[279].
Это известие вызвало шок и удивление как у депутатов, так и у византийских послов, от которых стали было требовать объяснений. Последние тогда писали папе, убеждая его в необходимости одобрить только что принятый декрет, а в будущем лично присутствовать на вселенском соборе[280]. О реакции папы стало известно в ноябре 1434 г. Евгений IV не скрывал своего крайнего раздражения тем, что собор по собственному почину стал выносить решения по таким важным вопросам, напомнив еще раз, что лично ведет переговоры с греками через Гаратони. «Что же будет, — вопрошал он в письме к депутатам, — если по одному и тому же делу будут приняты два разных решения? Одна лишь путаница и, более того, из-за этого несогласия может вспыхнуть ссора, и великий позор ляжет на всех нас»[281]. Однако декрет все же был утвержден. Это было время, когда Базельский собор находился на пике своего авторитета, тогда как папа под давлением политических смут вынужден был временно удалиться из Рима.
Политика Базеля в отношении греков встретила сочувствие со стороны императора Сигизмунда. Двое из византийских послов, находившихся на соборе, лично отправились к нему, чтобы ознакомить с результатами переговоров. Сигизмунд с удовлетворением написал по этому поводу византийскому императору Иоанну VIII[282], а в письмах, адресованных собору, подчеркивал, что лично ему, чьи владения граничат с восточным миром, хорошо известны как «значение унии для церкви, так и тот страх, который она способна внушить варварским народам». В письме к собору он убеждал депутатов, что вопрос этот среди всех остальных должен стать не второстепенным, но самым важным
